Том Вулф - Костры амбиций

— Будьте добры, расскажите нам, что вы почувствовали, когда увидели, что они идут к машине?

— Я испугалась. Я подумала, что они на нас нападут — ну, из-за того, что произошло.

— Из-за того, что мистер Мак-Кой сбил одного из них?

— Да. — Глаза долу: надо понимать, ей стыдно.

— Они вам как-нибудь угрожали — словесно или какими-либо жестами?

— Нет, не угрожали. — Ой, стыдно, стыдно.

— Но вы подумали, что они могут напасть на вас?

— Да. — Этак смиренно.

— А вы, — очень по-доброму, — не объясните нам, почему вы так подумали?

— Потому что мы были в Бронксе и наступил вечер.

Мягкий, отеческий голос:

— А может быть, еще и потому, что те двое молодых людей были негры? После паузы:

— Да.

— Как вы думаете, мистер Мак-Кой чувствовал то же самое?

— Да.

— Словесно он это как-нибудь выразил?

— Да, выразил.

— Что же он сказал?

— Я точно не помню, но после мы это обсуждали, и он сказал, что это все равно что схватка в джунглях.

— Схватка в джунглях? Двое молодых людей идут к вам после того, как мистер Мак-Кой сбил одного из них машиной, и это все равно что схватка в джунглях?

— Так он сказал. Да.

Крамер помедлил, чтобы дать сказанному хорошенько укорениться.

— Ну ладно. Двое молодых людей идут к машине мистера Мак-Коя. Что вы делали дальше?

— Что я делала?

— Что вы делали — или говорили?

— Я сказала: «Поберегись, Шерман». — Шууман.

Кто-то из присяжных хихикнул.

— Будьте добры, — проговорил Крамер, — повторите это, пожалуйста, миссис Раскин. Повторите то, что вы сказали мистеру Мак-Кою.

— Я сказала: «Поберегись, Шууман». — А теперь, миссис Раскин… если позволите… У вас не совсем обычный выговор. Вы произносите имя мистера Мак-Коя несколько неотчетливо. Шууман. Я не ошибся?

По ее лицу пробежала виноватая, но достаточно милая улыбка.

— Наверное. Вам лучше судить.

— Тогда еще разок произнесите, как у вас получается. Имя мистера Мак-Коя.

— Шууман.

Крамер обернулся и посмотрел на присяжных. Шууман.

— Хорошо, миссис Раскин, что было дальше?

Она рассказала, как пересела за руль, а Мак-Кой сел на место пассажира, и она рванула с места, чуть не сбив молодого человека, которого едва не задел раньше Мак-Кой. Как только они выехали на скоростную трассу и опасность миновала, она изъявила желание заявить об инциденте в полицию. Но мистер Мак-Кой об этом и слушать не хотел.

— Почему он так противился тому, чтобы заявить?

— Он сказал, что, когда это случилось, машину вел он, значит, ему и решать, а он заявлять не намерен.

— Да, но он должен был привести какую-нибудь причину?

— Он сказал, что это стычка в джунглях и все равно заявлять без толку, а потом он не хочет, чтобы узнал его начальник на работе и жена. Я думаю, он больше беспокоился насчет жены.

— Как бы она не узнала, что он сбил кого-то машиной?

— Как бы она не узнала, что он встретил меня в аэропорту. (Глазки долу.)

— И это он счел достаточной причиной, чтобы не сообщать о происшествии, в котором пострадал молодой человек, и, как выясняется, пострадал серьезно?

— Ну… я не знаю. Я ведь не знаю всего, что у него было на уме. (Тихо, печально.)

Молодец, Мария Тереза! Способная ученица! Это очень кстати — признать неполноту своего знания!

Так прелестная Вдова Раскин утопила мистера Шермана Мак-Коя как котенка.

Зал заседаний большого жюри Крамер покинул в состоянии, знакомом главным образом спортсменам, — он торжествовал победу. Как мог, прятал улыбку.

— Эй, Ларри!

По коридору к нему спешил Берни Фицгиббон. Отлично! Теперь у него есть о чем порассказать зловредному ирландцу.

Но прежде чем он успел вымолвить хоть словечко про свой триумф, Берни сказал:

— Ларри, ты это видел?

И сунул ему свежий номер «Сити лайт».

Только что вошедший Куигли поднял со стола Киллиана номер «Сити лайт» и принялся читать. Шерман сидел у стола в жалком фиберглассовом креслице и, как ни отводил глаза, все же не мог не видеть заголовки на первой странице.

Через всю полосу шапка:

ТОЛЬКО В «СИТИ ЛАЙТ»! НОВОЕ РАЗОБЛАЧЕНИЕ В ДЕЛЕ МАК-КОЯ!

Слева сверху помещалась фотография Марии: платье с большим вырезом, сильно обнажающим грудь, полуоткрытые губы. Фотографию обрамлял заголовок из громаднейших черных литер:

ПРИДИ

В МОЕ

ЛЮБОВНОЕ ГНЕЗДЫШКО

С ПОНИЖЕННОЙ КВАРТПЛАТОЙ!

Внизу, шрифтом помельче:

"МИЛЛИОНЕРША МАРИЯ УБЛАЖАЛА МАК-КОЯ В КВАРТИРЕ ДЛЯ СВИДАНИЙ, КОТОРУЮ СНИМАЛА ЗА 331 ДОЛЛАР В МЕСЯЦ.

СТАТЬЯ ПИТЕРА ФЭЛЛОУ"

Киллиан сидел за столом и, откинувшись в своем крутящемся кресле, изучающе глядел на мрачно насупившегося Шермана.

— Послушайте, — сказал Киллиан, — не стоит об этом беспокоиться. Пакостная статейка, но нам она не вредит. Может, даже помогает. Подрывает к ней доверие. Она тут предстает потаскухой.

— Это очень верно, — проговорил Куигли тоном, который замышлялся как ободряющий. — Мы уже знаем, где она была, когда у нее умирал муж Шлялась по Италии с парнем по имени Филиппе. А теперь этот гусь Уинтер говорит, что к ней туда мужики то и дело шастали. Этот Уинтер — малый не промах, правда, Томми?

— Прелесть, а не домохозяин, — отозвался Киллиан. Затем Шерману:

— Это может только помочь нам, если Мария будет вас подставлять. Не сильно, но все-таки.

— Да я сейчас думаю не об этом, — сказал Шерман. Он вздохнул и опустил свой выдающийся подбородок на грудь. — Я думаю о жене. Это конец. Она было почти простила меня или, во всяком случае, решила со мной остаться, решила спасать семью. А это ее доконает.

— Вы связались с отъявленной шлюхой, — сказал Киллиан. — Не вы первый, не вы последний. Тоже мне большое дело.

Со шлюхой? К своему удивлению, Шерман почувствовал желание защитить Марию. Но сказал всего лишь:

— К несчастью, я поклялся жене, что у меня никогда… ничего с ней не было, разве что легкий флирт.

— Вы что, думаете, она поверила? — спросил Киллиан.

— Это не важно, — отозвался Шерман. — Я поклялся, что это правда, и попросил простить меня. Так распинался. А теперь она, как и весь Нью-Йорк, весь мир, узнает, прочитает на первой полосе желтой газетенки, что я был… Даже и не знаю… — Он покачал головой.

— Но у вас же не было ничего серьезного, — вставил Куигли. — Эта женщина просто отъявленная шлюха, вот и Томми тоже говорит.

— Не называйте ее так, — грустно возразил Шерман, не глядя на Куигли. — Она единственный порядочный человек во всей этой грязной истории.

— Да уж, — поморщился Киллиан, — такая порядочная, что, того и гляди, подставит вас, если уже не подставила.

— Она хотела поступить по-честному, — сказал Шерман. — Я убежден в этом. А я ей в душу плюнул.