Александр Чагай - Каро-Кари

– Ну, а почему бы и нет? – резидент осадил распалившегося Ксана. – Есть же в Исламабаде почетный консул Литвы, тоже из местных. Хотя торговые связи с этой страной не поддерживаются, и литовская диаспора в Пакистане не существует. Делать ему толком нечего. Зато тот же статус, те же приемы, вес в обществе, а значит, и в бизнесе. Здесь это дорогого стоит. Восток. Судят по одежке, по мишуре. А Горгуеву приятно, ему хочется, чтобы у него все по-взрослому было. Власть, влияние, зарубежные эмиссары – почти послы. Кому это мешает? На приемах вкусно кормят, тусовки там небесполезные. Есть с кем пообщаться, можно многое узнать… Шантарский там днюет и ночует…

При упоминании о Шантарском Ксан нахмурился, но Старых этого не заметил. Он уже все сказал и торопился закончить беседу. Демонстративно посмотрел на часы, показывая, что время, отпущенное Ксану, почти истекло. Затем положил перед собой ладони на столешницу и побарабанил по ней пальцами.

– Визит Вахи насыщенный. Встречи в МИДе, в министерствах, создание чеченского культурного центра, обмен опытом в области сельского хозяйства… Главное побыстрее этот визит свернуть и Ваху спровадить. От посольства к нему приставят дипломата, на тебе – вопросы безопасности. Шантарского привлеки, он ведь у нас ведет «чеченские сюжеты»…

– Привлеку, – пообещал Ксан.

– Бронированный «мерс» дадим, Ваха обязательно захочет по окрестностям прошвырнуться, что-то посмотреть…

– Покажем.

– Сегодня вечером у Идриса прием в честь Вахи. Всем быть. Тебе и Шантарскому.

– Само собой, – пожал плечами Ксан.

Идрис Дуррани часто устраивал приемы, на которые приглашал партнеров по бизнесу, нужных людей, крупных чиновников. Он считался видным промышленником с разносторонними интересами. Строил электростанции, птицефабрики, молочные фермы. Ему принадлежало немало объектов недвижимости в Исламабаде, Бхавалпуре, Карачи, Лахоре и других пакистанских городах.

Человек дородный, властный, Идрис гордился своим положением, роскошным особняком и красавицей женой.

Хамилла была много моложе мужа (тому «зашкаливало» за шестьдесят) и с необычной судьбой. Чеченка по происхождению, она родилась в Турции – туда ее предки перебрались еще в XIX веке, в годы Кавказской войны. Рано потеряла родителей, погибших в автомобильной катастрофе, и, оставшись круглой сиротой, воспитывалась в приюте. Идрис, приезжавший в Стамбул для деловых контактов, увидел ее на детском благотворительном концерте, сбор от которого шел в фонд помощи сиротам.

Пакистанца поразила красота девочки, исполнявшей чеченскую народную песню. В то время ей было пятнадцать. Идрис познакомился с ней, стал навещать – в Турцию он ездил по нескольку раз в год. Хамилла благосклонно принимала ухаживания пожилого, но состоятельного человека – внимательного и воспитанного. Идрис мог, не дожидаясь совершеннолетия девочки, склонить ее к браку, но не стал торопиться – чтобы лучше узнать Хамиллу, чтобы она почувствовала привязанность к нему. Этой историей счастливая супружеская чета любила делиться с друзьями и знакомыми. Но были ли они действительно счастливы, этого никто не знал. С каждым годом Хамилла хорошела, а Идрис неумолимо дряхлел.

Но что до того Ксану? Дом Идриса отличался гостеприимством, там собирались люди, контакты с которыми представляли для разведчика профессиональный интерес.

На этот раз хозяин встречал гостей один. У Хамиллы, как он объяснил, было недомогание, она просила передать всем свои извинения и самые добрые пожелания. Ксана отсутствие хозяйки не расстроило, зато Шантарский моментально скис.

Ксан ткнул приятеля кулаком в бок.

– Ты, вижу, нос повесил.

– Отстань, – огрызнулся Леонид.

– Не надейся. У тебя все на лице написано, работничек. Мне нужен помощник, а не сопляк-воздыхатель. Хочешь страдать, тогда иди домой. Если остаешься – делом займись. Вон, кстати, Ваха. Пошли к нему.

Шантарский недовольно тряхнул головой, но повиновался. Что ему оставалось? По правде сказать, отправляясь на прием к Дуррани, он меньше всего думал о работе, о порученном ему задании. Все мысли молодого человека занимала женщина, в которую он был влюблен как сумасшедший. Совсем недавно он добился того, что она ему, наконец, назначила встречу – в одном из городских парков, где вечерами всегда было людно и легко было затеряться среди густых деревьев и гуляющих парочек. Там у Шанатарского и чеченки состоялся откровенный разговор.

Когда Леонид заговорил о любви, она рассмеялась.

– Вы забавный… Решили соблазнить меня. Или завербовать?

Шантарский быстро нашелся. Он не имел права выдавать свою профессиональную принадлежность и попытался все перевести в шутку.

– Я не из разведки. С чего вы взяли? Но ради того, чтобы завербовать такую женщину, как вы, вступил бы туда, не задумываясь. – Леонид старался придать своему голосу максимум доверительности. – С вами мне хорошо и просто. Поэтому говорю прямо и честно – я влюбился. Думал, такое со мной уже не случится.

Он обольщал Хамиллу грубо, прямолинейно, отлично зная, что такого рода подход срабатывает чаще, нежели «тонкие» методы. Но она не стала его обнадеживать.

– Вам следует остановиться, Леонид.

– Почему?

– Вы ставите меня в неудобное положение. Меня в Исламабаде знают. У меня уважаемый супруг. Я веду активную общественную деятельность. Меня приглашают министры, члены парламента…

– Зачем же согласились со мной встретиться?

– Чтобы попросить – оставьте меня в покое. Так будет лучше. Мы с Идрисом хотим сотрудничать с вашим посольством, делаем все от нас зависящее для сближения наших стран, надеемся на вашу поддержку в улучшении положения чеченских иммигрантов. Не нужно все это разрушать.

– Вы правы, – чувствуя, как его переполняет отчаяние, произнес Шантарский. – Но я ничего не могу с собой поделать…

– Думаю, сможете. Вы мужчина, должны понимать, что не всякая женщина станет бросаться к вам на шею. Тем более, чеченка. Русские оставили в Чечне кровавый след.

– Но вас же там не было!

– Главное, что я чеченка. Все, что происходило там – и моя боль.

Шантарский гневно воскликнул:

– А что творили басаевы и радуевы?! Это не кровавый след?! Это не ваша боль?

Отвернувшись, Хамилла помолчала, потом сказала:

– Уходите, пожалуйста, уходите.

Вспоминая этот разговор, Шантарский думал о том, что, хотя его прогнали, между ним и чеченкой установилась какая-то тонкая, незримая связь. Это обнадеживало, и он мечтал увидеть ее снова, переброситься парой слов. Теперь же, выяснив, что Хамиллы не будет, Леонид был обескуражен, почувствовал себя обманутым.

Им с Ксаном понадобилось не меньше десяти минут, чтобы пройти сквозь толпу жующих, пьющих и оживленно беседующих гостей. Приходилось останавливаться, здороваться, перекидываться словечком, шутить, улыбаться, отпускать комплименты. У приема свои правила – молча обходить публику не принято.