Андрей Константинов - Расследователь: Предложение крымского премьера

— Зверев, скорее всего, откажется, — ответил Повзло. — Он очень скептически отнесся к «делу Горделадзе» еще в наш первый приезд.

— Вольному воля, — сказал Обнорский. — Принуждать не будем, но поговорить с Саней я попробую. В понедельник я все равно улетаю в Питер, у меня лекция в университете, и отменить ее я не могу. Вот тогда с Сашкой и поговорю.

— Валяй… говори. Но он не согласится.

— Посмотрим. А теперь расскажи-ка, как ты пообщался с господином Матецким, — сказал Андрей.

— О! Матецкий — тот еще борец с оргпреступностью.

Леонид Семенович Матецкий встретил Николая радушно. В приемной борца с оргпреступностью тусовались, кроме секретаря, трое молодых людей с характерной внешностью. Коля был изрядно удивлен — в Питере и Москве показной бандитский стиль в одежде, прическах и манере держаться уже давно ушел в прошлое. А в приемной депутата Матецкого сидели откровенного вида бандюки. На посетителей походили мало — уж больно уверенно чувствовали они себя здесь. В приемной депутата Верховной Рады, тем более, депутата — члена Комитета по борьбе с оргпреступностью, таким типажам делать нечего. Но они, однако, дело себе нашли: двое играли в нарды, третий раскидывал картишки в компьютере. Помощник был вылеплен из другого теста, но именно он, а не братки, выглядел в приемной инородным телом.

И приемная, и кабинет Матецкого были обставлены весьма шикарно. Можно даже сказать — неприлично шикарно. В кабинете обращали на себя внимание два огромных аквариума.

Матецкий принял Николая радушно. В его демократически-деловой манере держаться человек не особо искушенный, пожалуй, ничего особенного и не заметил бы, но Николай Повзло был человеком искушенным. Он уловил и характерную «крымскую» речь, и криминальный налет… Поздоровались, познакомились. Не теряя времени (Депутатский шик: мое время принадлежит избирателям.) Матецкий поинтересовался целью визита иностранного журналиста. Очень спокойно поинтересовался, но Коля уловил фальшь в его голосе.

— Горделадзе, — сказал Коля. — Расследуем дело об убийстве Георгия Горделадзе.

— А у вас, Николай… э-э…

— Степанович.

— …Степанович, есть заказ на это расследование?

— Разумеется.

— Чей? — как будто безразлично спросил Матецкий.

— Главного редактора нашей газеты «Явка с повинной», — совершенно серьезно ответил Коля.

— А-а, — разочарованно протянул депутат. «А чего, — подумал Коля, — ты ждал? Что я тебе открою заказчика?»

— А кто вас финансирует?

— Есть такая детская книжка — «Денискины рассказы», — весело сказал Повзло. — Там в одном рассказе ребятишки спектакль ставили — «Смерть шпиона Гадюкина». Так вот, этот шпион говорит «нашему»: «Мы с вами недолго знакомы, но я вас очень прошу, дайте мне, пожалуйста, план аэродрома…»

Матецкий юмор оценил, ухмыльнулся.

— Пиар делаете?

— Нет, пиар не делаем. Делаем расследования.

— Значит, независимая пресса?

— Независимая, Леонид Семенович.

— Хорошо, хорошо… Рад за вас… А ко мне-то что вас привело? Я к «делу Горделадзе» никаким краем…

— Мне компетентные люди посоветовали к вам. Вы, говорят, были с Георгием в хороших отношениях.

— Это только некомпетентные люди могли вам такое сказать… Кто сказал-то?

— Да уже и не помню. Кто-то из журналистской тусовки…

— Наврали ваши «компетентные». Не был я с ним в хороших отношениях. Знаком — и все. Не более.

— А я слышал, вы ему деньги ссужали.

Матецкий поглядел на Колю внимательно, колюче:

— Опять «компетентные» сказали?

— Не ссужали, Леонид Семенович? Врут?

— Ну… ссужал. Был такой факт.

— А велика ли сумма?

— Нет, ерунда. Мелочь. Говорить не о чем.

— А все-таки? Это, надеюсь, не секрет?

Матецкий взял со стола карандаш, легко слом его пальцами одной руки. — Какой же секрет? Тыщу баксов, — сказал он. Потом посмотрел на половинки сломанного карандаша и добавил. — Или две.

— А он отдал?

— Э-э… отдал.

— Вы как-то неуверенно это произнесли.

— Отдал, отдал… — сказал, раздражаясь, депутат. Швырнул сломанный карандаш на стол. Коля посмотрел на его сильные, «трудовые» депутатские руки. — Отдал он мне долг, Николай Степаныч. Мне долги всегда отдают. Я человек авторитетный.

— Это хорошо. Но, коли вы дали покойному Горделадзе…

— А почему покойному? Кто видел мертвого Георгия? — перебил Матецкий.

— А «таращанское тело»?

— Э-э! Это еще нужно доказать, что в лесу нашли тело именно Георгия, — возразил депутат.

— Хорошо. Не будем дискутировать на эту тему. И все-таки, раз вы дали Горделадзе в долг значительную сумму…

— Мелочь я ему дал, мелочь.

— Понятно… Но раз все-таки дали две тысячи долларов в долг, значит, отношения у вас были неплохие. Так?

Матецкий взял второй карандаш. «Сейчас сломает», — подумал Николай. Но депутат повертел карандаш в руке и швырнул его на стол.

— Отношения у нас были никакие… Так, здоровались. Я его знаю, он — меня. Тут все друг друга знают, Киев — город маленький.

— А почему все-таки дали? — продолжал настаивать Николай.

— Он попросил — я дал. Думаю: почему не дать? Горделадзе — он же отвязанный. Не дашь — начнет грязью поливать. А так — дал небольшую денежку и как в рекламе: заплатил налоги и сплю спокойно.

Матецкий засмеялся. Коля тоже улыбнулся.

— Тем более, — продолжил депутат, отсмеявшись, — деньги Георгий вернул. Так что я, Николай Степаныч, не в убытке. Но друзьями мы с Горделадзе не были. Извиняюсь… Какие еще есть ко мне вопросы?

Коля задал еще с десяток общих вопросов, на этом «интервью» и закончилось.

В воскресенье, девятнадцатого ноября, Обнорский улетел в Питер. В понедельник прочитал лекцию в университете, поговорил со Зверевым. Заниматься «делом Горделадзе» Сашка, как и предполагалось, не захотел. А давить на него было бесполезно по двум причинам: во-первых, характер; во-вторых, Обнорский считал, что если человек работает из-под палки, то и результат будет соответствующий.

— Как знаешь, Саша, — сухо сказал Андрей и вызвал Родю Каширина.

Родион, как и многие, в Агентстве оказался случайно. Относительно, разумеется, случайно. Его трудовая биография началась в заполярном Диксоне, где Родя работал радистом после окончания ЛАУ. Наслаждался романтикой Севера и северным сиянием. Но эта же романтика повела его дальше, и Каширин сделался сыщиком там же, в Диксоне… Как он сам говорил: белых медведей профилактировал. Спустя два года он наелся романтики по уши и вернулся в Питер.

Здесь, не нужный никому со своим трудовым опытом, помыкался туда-сюда и с грехом пополам устроился охранником в частную контору, которых к тому времени расплодилось видимо-невидимо. Возможно, так бы и прожил Родион Каширин свою жизнь. Но на фирму, которую он охранял, как-то наехали бандиты из свежеиспеченных отморозков. Роде, когда он попытался рыпнуться с целью выполнения своих профессиональных обязанностей, крепко дали дубинкой по голове.