Ян Валетов - Левый берег Стикса

— Ты будешь слышать все по системе «громкой связи». Ничему не удивляйся. Даже сотрудник криминал-полиции будет, что ни на есть настоящим.

Дитер даже подмигнул, правда, не очень весело — губы сложились в улыбку, а вот глаза оставались серьезными.

— Это, на самом деле, отлично, что существуют сложности с опознанием. Посольство пытается найти кого-нибудь для официальной процедуры, но сам понимаешь, притом, что сейчас твориться на Украине вокруг вашего дела — это малореально. Калинин — идеальный вариант. Посмотрит на фото, получит приглашение на официальное опознание. Но, официально опознанным тело считаться, все равно, не будет. Генетическое исследование?

Дитер почесал подбородок лезвием ножа для разрезания бумаги.

— Нужен генетический материал. А где его взять? Ни тебя, ни детей, ни твоих родителей. Эксгумация тел родственников?

Костя встрепенулся, и с негодованием посмотрел на Штайнца.

— Вряд ли, друг мой, вряд ли, — успокоил его Дитер. — Многим очень удобно считать, что тело в морге криминал-полиции — это ты. Зачем создавать себе проблемы? Умер, так умер. Так что слова герра Калинина — это то, что всем нужно. Наши поупираются и, или передадут тело посольству, в чем я сильно сомневаюсь, либо мы похороним тебя здесь, пышно и с почестями. За наш счет. Иногда можешь посещать собственную могилу.

— Удивляюсь, как ты можешь сейчас шутить? — сказал Краснов.

— Все, почему-то, считают, что носителями черного юмора являются англичане. Ты тоже так думаешь? — спросил Дитер, прищурившись по — кошачьи и смешно сморщив свой воронежский нос «уточкой». — Расслабься. Ты все решил. Я все решил. На тебя смотреть больно. Честное слово, когда я говорил с тобой с акцентом, и ты не знал, куда тебе бежать со своими проблемами — выглядел ты лучше. А тогда действительно были проблемы. А то, что сейчас… Ты можешь остановить все в любой момент. В любой! Или опять взыграла таинственная славянская душа? Так ты скажи.

Краснов покачал головой.

В кабинет вкатился Франц, румяный, веселый и слегка нервный, как и положено быть второму лицу, исполнившему трудное поручение лица первого.

— Есть! — сказал он по-английски, — герр полицай в приемной. Ждет. Как дела, Костя?

— Бывало лучше, — ответил Краснов, вставая для рукопожатия.

— Вижу, — Франц бросил быстрый взгляд на Штайнца и сказал Краснову, серьезно. — Ты мне не нравишься. Может быть — отложим? Я могу потянуть время. День, два — не проблема. Согласования, решения и так далее. Он никуда не денется. Ему нужны деньги, так, что будет ждать. Только скажи.

— Все в порядке.

— Ну, смотри, — Франц пожал плечами и сказал, обращаясь к Штайнцу, уже по-немецки. — Конверт с чеком я приготовил. Командуй!

— Отдай Косте, — сказал Дитер и махнул рукой. — Герр Краснов, я тебя прошу — осторожно. Хорошо?

— Не волнуйся, — Краснов опять потер виски и болезненно поморщился. Голова болела так, что отдавало в нижнюю челюсть. — У фройлян Габи найдется что-то от мигрени?

— Конечно. — Дитер нажал на кнопку селектора. — Я надеюсь, что дело только в мигрени, Костя. Если бы ты был моим подчиненным, то на сегодня бы все дела закончились.

— Если бы я был твоим подчиненным, герр Штайнц, то моя головная боль тебя бы не особо интересовала.

Штайнц поднял глаза на Костю и с удивлением покачал головой. Потом сказал Францу:

— Отдавай ему конверт. Еще чуть-чуть — и он назовет меня фашистом. Он в порядке. Шутит зло. Тебе, Костя, кто-нибудь говорил, что твой внешний вид обманчив?

Краснов покачал головой. От этого движения в голове словно заплескалась тяжелая, похожая на желе жидкость, в которой плавал пульсирующим комком, мозг.

— Если это от волнения, — подумал Костя, — то это еще полбеды. Я не волнуюсь. Это другое. Я в панике. Я — просто боюсь. Боюсь того, что я услышу. Что скажу сам. Того, что я сделаю. Или не смогу сделать. Так что — вы кругом правы, ребята. Я бы и сам себя уволил бы с превеликим удовольствием. Но, вот незадача, заменить меня некем. И никто, кроме меня этого не сделает. И не прощу я себя, в случае чего, никогда не прощу. Это моя война — и только. Некому больше воевать. Полегло мое войско, пропало. А я — внутри — дрожу, как самый последний трус. И этот страх никому не покажу. Никогда.

— Держи. — Франц протянул ему стандартный банковский конверт, с символикой «СВ банка». — Чек внутри. Конверт не запечатан, просто создано впечатление, что слегка схватился клей. Но все на совесть, герметично. Это во избежание случайностей. Не вздумай проверять! Свободный кислород воздуха — последний компонент. Свет — начинает нейтрализацию. Пять минут — и никакой анализ бумаги ничего не покажет. Мы сделали, что смогли. Теперь дело за тобой.

Вошла фройлян Габи, с маленьким подносом, на котором был стакан воды и двуцветная пилюля на салфетке.

— Выпей, — сказал Франц, сочувственно, — полегчает. Я это сам пью, особенно с похмелья.

Он поморщился. Краснов один раз видел Франца с похмелья — зрелище было еще то, врагу не пожелаешь. Они пили в Киеве, в баре «Киевской Руси», и Франц начал так смело, что меньше, чем через час был доставлен в свой номер в плачевном состоянии. На утро фон Бильдхоффен был совсем плох, страдал, пил воду и таблетки, а в ответ на предложение Краснова выпить пива посмотрел на него совершенно безумными глазами и отказался наотрез. Это был единственный раз, когда фон Франц посетил Украину, и, по мнению Дитера, впечатлений от первого и последнего приезда ему хватило на длительное время.

Костя глотнул капсулу, и запил её несколькими глотками воды, ощущая, как приятно холодит пересохшее от бесчисленных сигарет горло, прохладная жидкость.

— Дело за мной. Но после разговора, — сказал Краснов.

— Да, — подтвердил Дитер. — После разговора. Давай, перемещайся в переговорную. Я включу конференц-связь — все будет слышно. Может быть, еще таблетку дать?

— Спасибо, — сказал Краснов. — Мне уже лучше.

На столе у Дитера замигал глазок селектора, включился динамик.

— Они вошли в здание, — сказала фройлян Габи сухо.

— Пригласите, пожалуйста, господина инспектора, Габи, — попросил Дитер. — Когда войдут, пусть Камен остается в приемной, а господина Калинина проводите к нам.

— Хорошо, господин Штайнц.

— Спасибо, фройлян Габи.

— Добрый день, герр Калинин, — сказал Дитер, — как долетать?

Костя уже успел забыть, как здорово Штайнц говорит с акцентом, и даже вздрогнул от неожиданности.

— Спасибо, герр Штайнц, — хорошо поставленный, по театральному звучный голос Михаила Александровича, самую малость искаженный электроникой, очень подходил к своему обладателю. — Все превосходно. Мы можем говорить по-английски, если хотите.

— О, найн, я попрошу фройлян Габи, она переводить. Я хотеть представлять вам мой заместителя — Франц фон Бильдхоффен.