Грэм Грин - Ведомство страха

Вдруг голос, который он знал, сказал, слегка задыхаясь:

– Алло! Кто говорит?

Опуская трубку на рычаг, он думал: если бы только она не услышала этих звонков, если бы она была в это время на улице! Если бы он так долго не предавался игре воображения, он мог никогда не узнать, что это телефон Анны Хильфе.

Он вышел на Бейсуотер, ничего не видя вокруг; у него было три пути на выбор: разумный и честный путь – сообщить полиции. Второй путь – промолчать. Третий – убедиться своими глазами. Он не сомневался, что Кост звонил по этому номеру; он вспомнил, что она всегда знала его настоящее имя, вспомнил ее странную фразу о том, что ее «обязанность» – навещать его в санатории. И все же он верил, что всему этому есть какое-то объяснение и что он не может поручить полиции найти это объяснение. Он вернулся в отель, поднялся к себе в номер, захватив из гостиной телефонный справочник, – ему предстояли долгие поиски. И действительно, прошло несколько часов, прежде чем он отыскал ее адрес. Глаза у него слезились, и он чуть было его не прозевал. Принц-Консорт-Меншенс, 16, Баттерси – адрес ничего ему не говорил. Он подумал с иронией: преступники всегда живут в меблированных комнатах. Потом он лег на кровать и закрыл глаза. Было уже начало шестого, когда он собрался с силами, а потом уже стал действовать как автомат. Думать не хотелось, да и о чем думать, пока он не услышит, что она скажет. Девятнадцатый автобус довез его до конца Окли-стрит, а сорок девятый – до Альберт-бридж. Он перешел мост, ни о чем не думая. Начался отлив, и под товарными складами обнажился ил. Кто-то на набережной кормил чаек; это зрелище почему-то его не очень встревожило, и он заторопился дальше, по:прежнему ни о чем не думая. Закатное солнце окрасило в розовый цвет безобразные кирпичные стены; в парк, невесело обнюхивая землю, побежала бродячая собака. Чей-то голос воскликнул: «Да ведь это Артур!» У подъезда большого жилого дома стоял человек с растрепанными седыми волосами, в берете и комбинезоне дружинника. Он неуверенно спросил:

– Ведь это ты, Артур, да?

С тех пор как Роу вернулся в Лондон, многое восстановилось у него в памяти, вот эта церковь, и тот магазин, место, где Пиккадилли вливается в Найтсбридж. Он не заметил, как воспоминания вернулись и связали воедино то, что он знал всю жизнь. Но были и другие воспоминания – они мучительно пробивались наружу, где-то в мозгу у него засел враг, который не хотел их пускать, и порой это ему удавалось. Кафе, углы улиц, лавки часто оборачивались к нему неожиданным знакомым лицом, и он поспешно уходил, словно когда-то здесь при нем произошел несчастный случай. Человек, который с ним заговорил, принадлежал к числу этих воспоминаний. Но от человека труднее сбежать, чем от магазина.

– В прошлый раз ты был без бороды.

У его собеседника был недоумевающий и огорченный вид. Он сказал:

– Спасибо, что тогда зашел.

– Я вас не помню.

Лицо потемнело от обиды, как от удара:

– В день похорон.

– Простите. Со мной произошло несчастье, я потерял память. Она только начинает восстанавливаться, Кто вы такой?

– Я Генри. Генри Уилкокс.

– И я к вам приходил на похороны?

– Убило мою жену. Ты, наверно, читал об этом в газетах. Ее наградили медалью. Я потом огорчался – ты ведь хотел, чтобы я получил для тебя деньги по чеку, а я забыл. Знаешь, как бывает на похоронах, сколько хлопот. Да и я, кажется, был очень расстроен. Но больше я тебя не видел.

Роу поглядел вверх на многоэтажный дом:

– Это было здесь?

– Да.

Он взглянул через дорогу на ворота в парк – какой-то человек кормил чаек; конторщик нес чемодан; под ногами у Роу вдруг закачалась земля.

– Помню. Я тогда не мог пойти в банк, получить по счету. Мне сказали, что полиция считает меня убийцей. Но мне нужно было достать денег, я собрался бежать. Поэтому я к тебе и пришел. О похоронах я не знал. У меня голова была занята этим убийством.

– Не надо бередить прошлое. Что сделано, того не воротишь, – сказал Генри и довольно весело поглядел вдоль улицы, по которой некогда шла похоронная процессия.

– Но я ничего не сделал, пойми. Теперь я знаю. Я не убийца, – пояснил он.

– Конечно, нет, Артур. Ни один твой друг, настоящий друг, никогда этому не верил.

– А разве об этом шли разговоры?

– Еще бы!

– Я не знал. – Мысли его отвлеклись: он идет по набережной, ощущая, что загнан в тупик, а какой-то низенький человек кормит птиц… чемодан… тут он потерял нить, но сразу вспомнил лицо портье, вспомнил, как шагал по бесконечным коридорам, как открылась дверь и там была Анна… Они вместе подвергались какой-то опасности, – Роу отчаянно цеплялся за эту мысль. На все можно найти объяснение. Она же ему говорила, что он спас ей жизнь.

– Ну, до свидания, – сухо сказал он. – Мне пора.

– Нельзя оплакивать близкого человека всю жизнь, – сказал Генри. – Это ненормально!

– Да. До свидания.

Квартира была на третьем этаже. Ему хотелось, чтобы лестнице не было конца, и, нажимая звонок, он надеялся, что в квартире пусто. На темной площадке стояла молочная бутылка, в нее была воткнута записка. Он вынул ее и прочел: «Прошу вас завтра оставить только полбутылки». Он еще не успел положить записку назад, как дверь отворилась и Анна с отчаянием воскликнула:

– Это вы!

– Да, я.

– Каждый раз, когда звонили, я боялась, что это вы.

– А как, вы думали, я вас найду?

– Для этого есть полиция. Они же следят за конторой.

Он переступил за ней порог.

Когда-то, прежде чем его вовлекло в поток необычайных приключений, он совсем не так представлял свою встречу с ней. И хотя дверь за ним закрылась, они не почувствовали, что одни. Они разговаривали тихо, словно боялись кому-то помешать.

– Я узнал ваш адрес, наблюдая, как пальцы Коста набирают номер телефона. Он позвонил вам перед тем, как покончил с собой.

– Какой ужас! – сказала она. – Я не знала, что вы при этом были.

– «У меня нет никакой надежды», – вот что он сказал. – «Лично у меня, сэр, нет никакой надежды».

Они стояли в маленьком, тесном холле, как будто им не стоило идти дальше. Это было больше похоже на расставание, чем на встречу, – грустное расставание, когда не думаешь, чем его скрасить. На ней были те же синие брюки, в которых она приходила в гостиницу. С шарфиком, небрежно завязанным вокруг шеи, она выглядела трогательно неприбранной. Вокруг них громоздились медные подносы, грелки, безделушки, старый дубовый ларь, швейцарские часы с кукушкой и грубыми гирляндами из дерева.

– Да и ночь была не лучше, – сказал он. – Я и там был. Вы знаете, что убили доктора Форестера и Пула?

– Нет.

– Вам не жалко… ваших друзей?

– Нет, – сказала она. – Я рада.

У него проснулась надежда. Она нежно сказала: