Грэм Грин - Ведомство страха

Четверть часа ползли медленно; в комнате стало темнеть. Из спальни доносились тихие голоса; его охватила тревога. Хильфе, наверно, ее уговаривает. Роу вдруг почувствовал мучительную ревность; они так похожи, а за ним заперли двери, как за чужим. Он подошел к окну, слегка приподнял маскировку и поглядел на темнеющий парк. Ему нужно еще так много вспомнить; эта мысль пугала его после двусмысленных намеков Хильфе.

Дверь отворилась, и, когда Роу опустил маскировку и зажег свет, он понял, как было темно. Анна, держась очень прямо, подошла к нему и сказала:

– Вот. Возьмите. Тут то, что вам нужно.

Лицо ее стало очень некрасивым оттого, что она сдерживала слезы; эта некрасивость привязывала его к ней больше, чем чужая красота; не совместное счастье заставляет любить, а совместное горе, подумал он, словно сделал какое-то открытие.

– Почему же вы их не берете, ведь я для вас их достала.

Он взял маленький ролик, не чувствуя ни малейшего торжества.

– А где он?

– Он вам больше не нужен. С ним теперь все кончено.

– Почему вы его отпустили? – спросил он. – Вы же обещали.

– Ах ты, боже мой, – как-то неопределенно сказала она, – Мне же надо было ему за это заплатить.

Он принялся осторожно развертывать ролик; ему не хотелось его показывать.

– Но ему не за что было платить, – сказал он и протянул ей ладонь, на которой лежал ролик. – Я не знаю, что он вам сказал, но дал он вам не то.

– Он поклялся, что вам нужно именно это. Откуда вы знаете, что это другое?

– Я не знаю, сколько они отпечатали копий. Может, это единственная, а может, их целая дюжина. Но я знаю, что негатив существует только один.

Она спросила печально:

– А это не он?

– Нет.

– Не знаю, на что он с вами менялся, но он вас обманул.

– Больше не буду, – сказала она. – За что бы я ни взялась, ничего у меня не выходит. Теперь поступайте, как знаете.

– Вам придется мне сказать, где он.

– Я надеялась, что смогу сохранить вас обоих. Мне все равно, что будет с другими. Хуже ведь быть не может, чем было всегда, правда? А ведь этот проклятый шар все-таки существует!.. Но вы, он… – она села на соседний стул – жесткий, полированный, уродливый стул с прямой спинкой; ноги ее не доставали до пола. – Паддингтонский вокзал, семь двадцать. Он сказал, что больше никогда не вернется. Я решила, что тогда вы сможете жить спокойно.

– Ну, я могу за себя постоять! – сказал он, но, поймав ее взгляд, подумал, что, кажется, не так ее понял. – Где он спрятал пленку? В порту его, правда, обыщут.

– Не знаю. Он ничего с собой не взял.

– А трость?

– Нет. Только надел пиджак, не взял даже шляпы, Наверно, она у него в кармане.

– Мне придется поехать на вокзал.

– Почему вы не хотите, чтобы этим занималась полиция?

– Пока я разыщу, кого нужно, и все ему объясню, поезд уйдет. Если я не найду его на вокзале, тогда я позвоню в полицию. – У него возникло сомнение: – Но если он сказал, что едет на вокзал, значит, его там не будет.

– Нет. Мне он этого не говорил. Я бы ему не поверила. Так было задумано с самого начала. Иначе ему отсюда не выбраться. – Она увидела, что Роу колеблется: – Почему полиция не может встретить поезд там, куда он едет? Зачем вам вмешиваться в это самому?

– А если он выйдет где-нибудь по дороге?

– Вы не должны идти туда один. Он вооружен. Я отдала ему револьвер.

Он вдруг захохотал:

– Господи! Ну и натворили вы бед.

– Я хотела дать ему хоть маленькую возможность уйти.

– Положим, револьвер вашему брату теперь не очень поможет, разве что ему удастся убить еще несколько ни в чем не повинных людей.

Она выглядела такой маленькой и затравленной, что долго сердиться на нее было нельзя.

– Там только одна пуля, – сказала она. – Он ее прибережет для себя.

– Вы оставайтесь дома, – сказал Роу. Она кивнула:

– До свидания.

– Я очень скоро вернусь. – Она промолчала. – И тогда мы попробуем начать жизнь сначала. – Анна как-то натянуто улыбалась, словно это не он нуждался в поддержке и в утешении, а она. – Он меня не убьет.

– Я не этого боюсь.

– А чего же?

Она поглядела на него почти с материнской нежностью, словно они уже пережили влюбленность и у них началась более зрелая пора:

– Я боюсь, что он будет болтать. Роу пошутил уже у двери:

– Ну, меня он болтовней не проймет! – Но всю дорогу вниз по лестнице он думал о том, что, кажется, опять ее не понял.

Прожектора шарили высоко над парком; пятна света плавали по небу, как облака. Вся улица пропиталась кухонными запахами – люди рано готовили ужин, чтобы поесть до первой тревоги. У входа в убежище дружинник зажигал «летучую мышь». Он сообщил Роу: «Подняли желтый». Спички у него гасли, он не умел зажигать фонарь и к тому же нервничал – слишком много выстоял одиноких дежурств на пустынных улицах; ему хотелось поговорить. Но Роу спешил, ему было некогда.

С другой стороны моста была стоянка такси – одна машина еще не уехала.

– Куда вам? – спросил шофер, нерешительно поглядывая на небо, на световые квадраты между редкими звездами, на тусклый, едва различимый аэростат. – Э, да ладно, рискну. Там будет не хуже, чем тут.

– Может, налета не будет.

– Подняли желтый, – сказал шофер, и старенький мотор затарахтел.

Они поехали по Слоэйн-стрит и Найтсбриджу в парк, а оттуда по Бейсуотер-роуд. Изредка встречались пешеходы, торопившиеся домой – автобусы быстро скользили мимо светофоров; подняли желтый; пивные были переполнены. Люди подзывали с тротуаров такси; когда машина задержалась перед красным светом, пожилой джентльмен в котелке быстро открыл дверцу:

– Ах, извините… Я думал, что такси свободно. Вы едете к Паддингтону?

– Садитесь, – предложил Роу.

– Хочу попасть на семь двадцать. – Незнакомец с трудом отдышался. – Вот повезло! Как раз поспеем,

– Я тоже хочу на него попасть, – сказал Роу,

– Подняли желтый.

– Да, слышал.

Такси, дребезжа, двигалось вперед в сгущающейся темноте.

– В вашем районе сбрасывали вчера фугасы? – спросил седой джентльмен.

– Нет, по-моему, нет.

– Возле нас упали три. Уже пора поднимать красный.

– Да.

– Желтый подняли минут пятнадцать назад, – и он сверился с часами, словно высчитывая время между остановками скорого поезда. – Ага, вот, кажется, заработала зенитка. Пожалуй, в той стороне, за устьем реки.

– Я не слышал.

– Теперь уже осталось минут десять, не больше, – сказал пожилой джентльмен, держа в руке часы. Такси свернуло на Пред-стрит. Они проехали туннель и остановились. По затемненному вокзалу сновали, спасаясь от еженощной смерти, владельцы сезонных билетов; в строгом молчании, зажав в руках портфели, они торопливо ныряли в проходы к пригородным поездам; носильщики стояли в сторонке, наблюдая за этим шествием с ироническим превосходством. Им льстило, что они – постоянная мишень бомбардировщиков.