Андрей Быстров - Странники в ночи

- Ты сам в это не веришь.

- Правильно, не верю. - Щербаков швырнул кассету через всю комнату на диван.

- У тебя будут неприятности?

- Да как сказать... Нервы потреплют, но обойдется. Прямой эфир есть прямой эфир, всякое случается. Подумай лучше о своих неприятностях.

- Ой, не хочу, - простонал Андрей.

В комнату вернулась девушка, в синих брюках и белой блузке, накрашенная и причесанная.

- Что ж вы, черти, приуныли?! - весело воскликнула она. - Давайте пить кофе!

- Покрепче бы чего-нибудь не помешало, - сказал Максим. - С того раза водка не прокисла?

- Да я ещё прикупила в шинке, - девушка умчалась на кухню и возвратилась с бутылкой "Столичной".

- Вот и посидим, - журналист скрутил винтовую пробку. - Обсудим настоящее, заглянем в грядущее... Андрей, от Наташи у меня секретов нет.

- Мои секреты весь мир обсуждает, - вздохнул Андрей.

7

Утром Наташа включила телевизор как раз вовремя: в студии сидел, развалясь в кресле, импозантный вальяжный мужчина лет шестидесяти.

- Разумеется, я не стану подавать в суд на явно нездорового человека, - говорил он с высокомерной миной. - Ваш писатель, безусловно, психически болен. Кто в здравом уме решится привлекать внимание к своей персоне подобными абсурдными скандалами?

- Но он демонстрировал какую-то кассету, Евгений Семенович, напомнила тележурналистка.

Гараев отмахнулся величественно.

- Да, показывал коробку с кассетой.

- И утверждал, что там доказательства...

- Очень возможно, что там и есть доказательства его болезни. В его словах только одна правда - трагическая гибель моей жены, но это не государственная тайна. Оправдываться мне не в чем. Я никогда не совершал никаких противозаконных поступков, я всю жизнь работал в меру своих скромных сил на благо страны. И поверьте, мне некогда заниматься Карелиным, им займутся психиатры, если сочтут, что он социально опасен.

Максим Щербаков ухмыльнулся, глядя на экран.

- Суд тебе не грозит, Андрей, - констатировал он. - Вот если они решат добраться до тебя в частном порядке...

- Может, съездим по адресу Городницкого?

- Давай съездим... Для успокоения совести.

Результат поездки совпал с их ожиданиями - на указанной в записке Городницкого улице попросту не было дома с таким номером. Около одиннадцати часов Андрей из автомата позвонил в издательство. Трубку взял сам редактор.

- Андрей Константинович, - в его голосе не слышалось особой радости. Хорошо, что вы объявились. Нам нужно встретиться...

- Я могу сейчас подъехать.

- Нет, нет, только не сюда, - поспешно отказался редактор. - Я устал выпроваживать репортеров, и если бы они одни... В двух кварталах к центру от издательства есть сквер, знаете?

- Найду.

- Жду вас там... Через полчаса сможете?

- Да.

Андрей вернулся в машину Щербакова, попросил довезти его и объяснил, куда нужно ехать. "Волга" нырнула в автомобильную толчею московских улиц.

- Что делать-то будешь? - поинтересовался Максим, закуривая.

- Жить... Я ведь не сыщик, тут мне не светит, да и желания нет. А у тебя?

- Желание есть, возможности нет. Знаешь, чем больше я об этом думаю, тем меньше понимаю. Сотню версий перебрал, и ни одной хоть сколько-нибудь приличной. В работе я с та-акими пирогами сталкивался, что твой Гараев семечки... И в самой дикой, самой неправдоподобной истории всегда находилась капля логики... Тут же... - он развел руками, на секунду бросив руль. - Слушай, а может, тебе в самом деле привиделся этот Городницкий и его кассета?

- И ты, Брут, - грустно сказал Андрей. - Ну, допустим, привиделся. А вторая кассета, она откуда? Сам купил в умопомрачении и забыл?

- Я пошутил, - утешил его Щербаков.

Минут через двадцать "Волга" остановилась у ограды сквера.

- Спасибо тебе, Максим, - произнес Андрей смущенно. - Прости, что втравил тебя в это.

- Пустяки... Перемелется, - великодушно ответил Щербаков. - Бывай... Удачи. Если понадоблюсь...

- Пока.

Пожав Щербакову руку, Андрей вышел из машины. Он чувствовал себя скверно, болела голова - не то от выпитой вчера водки, не то от бесплодных размышлений.

Летний день был хмурым. Дул порывистый неопределенный ветер, из тех ехидных ветров, что норовят броситься в лицо, в какую сторону ни сворачивай. Редактор столичного издательства, Илья Савельевич Марголин, поджидал Андрея на скамейке у ворот. Завидев своего автора, редактор поднялся навстречу.

- Я не смотрел вчерашнюю передачу, - без предисловий заявил он. - У меня данные из других источников. Что же все-таки случилось?

Андрею пришлось, как и вчера, начать длинный рассказ. Они медленно шли по аллее; редактор внимательно слушал, кивал головой.

- Сплошная мистика, - кратко прокомментировал он, прежде чем перейти к собственным новостям. - Репортеры меня четвертовали... Только я от них отделался, как в кабинет вваливаются два джентльмена в безупречных таких синих костюмах...

- Что они от вас хотели?

- Они были очень вежливы... Сказали, что Евгений Семенович Гараев не имеет к вам претензий ввиду вашего очевидного нездоровья - так они выразились - но что было бы странно, если бы в СССР публиковались и распространялись произведения лиц с психическими отклонениями...

- Это их слова?

- Понятно, что не мои. - Марголин даже обиделся. - Они намекнули, что если я буду упорствовать, продолжать подготовку вашей книги к печати и вообще поддерживать с вами контакт, это может стоить мне работы.

Сверху вниз Андрей посмотрел на Марголина, который был ниже его на полголовы.

- И как вы поступите, Илья Савельевич?

Чрезвычайно расстроенный редактор безнадежно махнул рукой.

- Свобода свободой, но КПСС - пока ещё правящая партия...

- Значит, конец?

- Ну, зачем же так мрачно... Сейчас мы ничего не можем поделать, но подождем. Теперь все так быстро меняется... Утрясется, забудется, опубликуем вашу книгу, ещё и много других. Андрей Константинович, поверьте, я пошел бы ва-банк, будь у меня хоть капля надежды. Но я добьюсь лишь того, что с работы вылечу и потеряю возможность помогать вам в дальнейшем. Пишите, не сдавайтесь... Я о вас не забуду, обещаю.

- Я очень сожалею, что так вышло, - произнес Андрей. - Из-за меня у вас убытки. Ведь это недешево - остановить готовую к печати, разрекламированную книгу?

- Остановить - это бесплатно. Конечно, деньги были вложены, мы их теряем... Но что наши проблемы по сравнению с вашими! Вы уже придумали, что скажете репортерам? Рано или поздно они вас достанут.

- Ничего не скажу.

- Они упрямы!

- Ни слова. Пока я не под следствием, не под судом и не в психушке, могу поступать, как мне заблагорассудится. Сегодня же возвращаюсь домой.

- Будьте осторожны...

- И не подумаю! Они убили мою книгу, чего еще?

- Не убили, - строго поправил Марголин, - а притормозили, и я верю, что ненадолго. Вы ни в чем не виноваты. Кому бы вы ни рассказали правду об этой истории - властям или, простите, докторам, все вас поймут...