Буало-Нарсежак - Волчицы

Наступил час второго завтрака, я проголодался и вернулся. Элен села за стол первая и за едой не проронила ни звука. Из нас троих естественней всех держала себя Аньес. Ее близорукость позволяла ей смотреть на нас, но не видеть. У меня же, когда я протягивал руку к блюдам и накладывал себе ветчину, говядину, сыр, добытые благодаря промыслу Аньес, был, вероятно, вид преступника. Царящее за столом напряжение было непереносимо. Вечером оно усугубилось. В наш квартал вновь дали электричество, и люстра заливала столовую праздничным светом. За обедом каждый слышал, как ест другой; стук вилки о тарелку, звук пережевываемого хлеба - все становилось нестерпимым. Я ощущал скованность и небывалую угнетенность, видимо, те же чувства в свое время и подбили Аньес на ее тайное увлечение; и вновь чудовищное, невыразимое любопытство влекло меня к ней.

После обеда мы разошлись более сдержанно и отчужденно, чем путешественники, случайно оказавшиеся за одним столом на постоялом дворе. Я нарочно оказался за спиной Элен и дернул ее за рукав, а затем прошел в большую гостиную выкурить сигарету. Элен появилась там несколько минут спустя.

- Вы хотели мне что-то сказать, Бернар?

- Да. Так не может продолжаться, вы это прекрасно понимаете! Мы похожи на диких зверей, запертых в одной клетке и готовых растерзать друг друга.

- Ну, что касается меня, то я привыкла. Это длится годы.

- И вы не придумали никакого выхода?

- Нет. Никакого. Поставьте себя на мое место, Бернар. Аньес - моя сводная сестра. Мой отец унаследовал крупное предприятие, его вторая жена, мать Аньес, успела до смерти все пустить на ветер. Он подобрал ее бог знает в каком казино, можете себе представить... Бедный папа! Он надорвался, пытаясь вновь встать на ноги. Я старалась как могла воспитывать Аньес... Я, наверно, наскучила вам со своими бедами?

- Ну что вы, Элен!

- До войны я как-то сводила концы с концами. Отец оставил нам два дома, этот принадлежит Аньес, а другой, в Вэз, мне. Правда, он не приносит дохода, поскольку жильцы не платят за квартиру.

- Понимаю.

Элен сделала несколько шагов к двери в прихожую, внимательно прислушалась, затем вернулась и понизила голос:

- С Аньес всегда было нелегко. В сущности, она унаследовала натуру матери. Все ей что-то должны, всё не по ней. Думаете, она помнит то хорошее, что я сделала для нее? В таком случае вы ее не знаете. Вы ведь свидетель утреннего происшествия.

- Как раз об этом я и хотел поговорить, Элен. Кое-что нужно выяснить. Предположите, что она не симулирует.

Элен задохнулась от возмущения, но промолчала и вцепилась мне в запястье.

- Лгунья она, больная лгунья! Да, больная! - зашептала она. - Несколько лет назад пыталась покончить с собой. Отравиться вероналом. Якобы была очень несчастна... Не поддавайтесь, Бернар. Она способна на все.

Я высвободил руку и обнял ее за плечи.

- Ну-ну! Успокойтесь! Я считал вас уравновешенной, а вы, оказывается, еще более возбудимы, чем ваша сестра. Я только сказал: предположите, что она не симулирует. В конце концов, доказать, что она симулирует, вы ведь не в состоянии. Она так точно описала нам Жерве. И потому...

- Это было бы еще хуже, - прервала меня Элен. - Чувствую, скоро она будет внушать мне ужас. Я и так натерпелась стыда. Все наши друзья, один за другим, отвернулись от меня. Я одинока... одинока...

- Да, одинока. Но я рядом, Элен.

Слезы показались у нее на глазах. Она склонилась головой мне на грудь.

- Увезите меня, Бернар. Я не в силах выносить дольше эту жизнь... Иные дни я слишком несчастна. Я боюсь. Боюсь ее. Женитесь на мне... Формальности не займут много времени. Мы тотчас же уедем куда пожелаете - лишь бы подальше... Она же останется здесь.

Я не предвидел, что наш разговор примет такой щекотливый оборот.

- Послушайте, Элен, - ответил я. - Вы безусловно правы, но прежде чем решать что-либо, нужно убедиться, не подвергается ли ваша сестра опасности, оставаясь здесь.

- О какой опасности вы говорите?

- Вы сами только что сказали: она больна. Доверьтесь мне, Элен. Я намерен понаблюдать за Аньес, разговорить ее, понять, искренна она или обманывает. Без этого нельзя.

- Я не хочу вас потерять.

- Но ведь нам ничто не угрожает, Элен.

- Вы уверены, что любите меня?

- Совершенно уверен.

Я несколько раз поцеловал ее в волосы, обрадованный ее невольным разрешением, и сделал вид, что собираюсь проводить ее до комнаты.

- Нет, - остановила она меня, - я вам запрещаю.

Я терпеть не мог этих ее выкрутасов и не стал настаивать. Теперь нужно было поскорее увидеться с Аньес. За целый день мне ни разу не удалось остаться с ней наедине. В столовую она являлась последней, уходила первой, у себя в комнате запиралась. Казалось, я перестал существовать для нее. Мои беспокойство и озлобление час от часу нарастали. Под конец дня я едва сдерживался. Я решительно постучал в дверь ее комнаты. С мрачным видом и тревогой в глазах она отперла.

- Что вам?

- Могу я войти, Аньес? Всего лишь на минуту.

- Вас послала моя сестра?..

- Да нет же.

- Тогда входите быстрей.

Я вошел, не зная, зачем и что буду делать дальше. Едва за мной закрылась дверь, я обнял ее. Клянусь, я не хотел того, что произошло потом. Я был словно больной под наркозом: и видел, и слышал, но в каком-то другом измерении. Желание, как клинок, вонзилось в мою плоть. Если бы Аньес не закрыла мне рукой рот, я бы закричал. Я задыхался, был невменяем, изнемог, сердце бешено колотилось в груди. Я совершенно утратил власть над собой, и только одна мысль еще удерживалась в мозгу: "Она все обо мне знает... Видит меня насквозь... Она знает... Все знает..." Я открыл глаза. Ее глаза, подобно двум раскаленным звездам, были устремлены на меня.

- Бернар, - пролепетала она. - Ты пришел... Если б я знала...

- Ты жалеешь?

- Молчи!

Она водила руками по моему лбу, щекам. В этот миг она завладевала мной. Я замер, полностью отдавшись ей, позволяя изучать себя, прочитывать с помощью кончиков пальцев, проникающих сквозь кожу до самых потаенных моих мыслей.

- Слышишь? - спросила она. - Она играет...

- Да. Форе*.

______________

* Габриель Форе (1845 - 1924) - французский композитор и органист.

- Какой ты образованный!

Я повернул голову, чтобы лучше разглядеть ее. Она дотронулась губами до моих глаз и закрыла их. Ее дыхание было влажным, слегка пресным и сладким, вместе с ним наружу вырывалось пламя, таившееся в ее груди, от него дрожали мои ресницы; я же был не в силах распознать, что она ощущает в эту минуту. Да и не пытался. Наслаждение парализовало меня. Именно к этой женщине продирался я на ощупь сквозь погруженный во тьму город. Именно ради нее, не зная того, отправился в путь вместе с Бернаром.

- Она говорила тебе обо мне, так ведь? Сказала, что я полусумасшедшая, пыталась покончить с собой. Еще она сказала, что я бог весть что несу людям и радуюсь их страданиям. О, я знаю, что она обо мне думает. Она ревнива, ей хотелось бы, чтобы я всегда была в ее власти. Но что ты ей ответил? Нет, лучше не знать. Теперь мне будет больно.