Эми Майерсон - Книжный магазинчик прошлого [litres]

«Примите наши соболезнования», – сказали врачи тем же заученным тоном.

Мама повторяла:

«Я не понимаю. Эмболия? Сердечный приступ?»

Но потом папа не притянул ее к своей груди.

«Мы можем увидеть ребенка?» – спросил он у врачей.

– Эвелин так отчаянно хотела стать матерью, – прошептала мама. – Как только они с Билли поженились, она представляла, как сложится их жизнь: обязательно трое детей и собака, золотой ретривер, потому что именно эту породу заводят образцовые семьи из фильмов, а у них будет самая образцовая, до тошноты идеальная семья. Эвелин четыре года следила за своим менструальным циклом, но месяц за месяцем наступала менструация – у них с Билли ничего не получалось. Эвелин обращалась к акушерам-гинекологам, в общей сложности к трем. Она перепробовала все: искусственное осеменение, препараты для стимуляции овуляции. Ничего не помогало. Она уже потеряла надежду. И вдруг однажды… однажды…

Мама ждала ее за столиком в кафе, где они всегда встречались. Как только Эвелин вошла в зал, мама сразу почувствовала, что что-то в ней изменилось. Внешне это никак не выражалось. Она была только на шестой неделе беременности. Румянец на щеках казался ярче обычного, и Эвелин в целом выглядела так, будто вот-вот запоет от радости.

«Ты вся сияешь!»

Мама обняла лучшую подругу и сказала все, что говорят в такой ситуации.

«Поздравляю. Я так за тебя рада! Ты будешь прекрасной матерью!»

И она не врала. Она действительно радовалась за Эвелин, и Эвелин действительно стала бы прекрасной мамой.

Правда, жизнь после рождения ребенка сильно меняется. Мама понимала, что ее мысли эгоистичны, и все же не могла отбросить вспыхнувшую в тот момент досаду, что они больше не будут парочкой бездетных подруг.

– Впоследствии именно эти сомнения не давали мне покоя. Ее живот становился все больше, а я продолжала надеяться, что она не беременна, что она не станет матерью. – Мама заплакала сильнее, и я едва сдержала порыв ринуться к ней.

Я еще не была готова поддержать ее, помочь ей простить саму себя.

– Я никогда не хотела детей, – призналась она, успокоившись. Даже после тридцати она продолжала наслаждаться свободой и мыслью, что может сорваться куда угодно, в любое время, по любому звонку. Но, конечно, она не могла. Мама была с папой, да и таинственного звонка она так и не дождалась. – Я не хотела детей. Мне нужна была только ты.

Мама сказала, что в жизни не видела столько трубок на таком маленьком ребенке.

Ее молнией пробрал материнский инстинкт.

– Ты вся посинела… – прошептала она.

Медсестра разрешила ей дотронуться до моей головы, которая казалась настолько крохотной, что поместилась бы в ладони. Голубоватого цвета кожа, будто синяки, виднелась между темными пушинками. Мама вдруг остро осознала, что я никогда не почувствую таких прикосновений от Эвелин.

Я вообще никогда не почувствую ее прикосновений.

Мама не понимала, как Берт узнал, что Эвелин попала в больницу. Каким-то непонятным образом он всегда был в курсе всего, что происходит в ее жизни, будто заранее нанял детективов, следящих за каждым ее шагом.

Он ворвался в отделение с требованием увидеть дочь.

«Я хочу ее увидеть!» – рявкнул Берт на медсестру, которой не повезло оказаться рядом с ним в этот момент.

Мама положила руку на его плечо. Он взглянул на нее, но не узнал.

«Сьюзи, – объяснила она. – Сестра Билли. Давайте присядем».

Она отвела его в зал ожидания.

После того как мама повторила всю немногочисленную информацию, которую узнала от врачей, Берт спросил, кто занимается расследованием. Следователи уже осмотрели дом? Опросили работников скорой помощи? Как долго длился приступ у Эвелин? Тысячи мыслей разрывали его голову.

«Билли, – внезапно прорычал Берт. – Это его рук дело?»

– Билли никогда ему не нравился. Абсолютно необоснованно.

Когда Билли и Эвелин учились в колледже, Берт выступал против того, чтобы его дочь встречалась с парнем из менее престижного вуза, хотя их отношения начались еще в школе. Когда они вновь сошлись, Эвелин всегда приходила на семейные ужины с Билли. Берт делал вид, что не слышит его вопросов о последних достижениях в сфере удобрений или гибридизации растений. Каждый месяц женщины, которых приводил Берт, сменяли друг друга, а Билли оставался, и с каждой пассией Берта Эвелин обходилась невероятно вежливо – задавала вопросы о ее начинающей актерской карьере и гуманитарной деятельности. Берт же вел себя так, словно не знал, кем работает Билли и откуда он вообще взялся. А когда Эвелин и Билли решили пожениться, камнем преткновения стала его религия – он был иудеем, пусть и далеким от веры.

«Подумай, что бы сказала твоя мать!» – возмутился Берт, тем самым рассердив Эвелин так сильно, что она три месяца с ним не разговаривала, пока Билли не заставил ее пригласить его на свадьбу.

– Наверное, нет ничего удивительного в том, что он сразу же обвинил Билли, – предположила мама.

Билли еще неделю лежал в больнице. Все это время температура на улице оставалась небывало низкой. Снег так и не растаял. Он только затвердел, покрылся льдом и трескался, стоило на него наступить.

– К счастью, было холодно. В противном случае полиция бы не сумела выяснить, что произошло.

Или к несчастью.

Если бы полицейские не нашли на крыше вентиляционную трубу, забитую снегом, может, Билли не винил бы себя. Может, и Берт не винил бы его.

Берт столько времени провел в Биг-Бэр, что снег уже потихоньку начал таять, а сам Берт получил достаточно сведений, чтобы причинить немало проблем в будущем. Он осмотрел дом. Встретился со следователями. Берт собрался предоставить доказательства насильственного убийства, что сами полицейские отрицали. Но это только добавило ему решительности.

– Мы узнали о том, что Берт проводил независимое расследование, только когда началось судебное разбирательство между ним и Билли за наследство и право опекунства.

– Опекунства? Надо мной? – Я представила, как бы тогда сложилась моя жизнь в большом особняке, со слугами вместо семьи, мебелью вместо друзей и многочисленными женами Берта вместо мамы.

– Это было ужасно. Дело длилось два года. Берт не собирался отступать, а Билли говорил: «Пусть он заберет себе все, я этого не заслуживаю. Я убил ее». Поэтому мы не подпускали к нему юристов. Папа взял всю работу на себя. То, что Билли пришлось пережить из-за Берта, – сущий кошмар.

На десятый день после моего рождения меня выписали из больницы. Билли вместе со мной остался у мамы и папы. Они поставили детскую кроватку в его спальню. Билли взглянул на колыбельку и помотал головой.

«Я не могу. Пусть она спит в другой комнате».