Андрей Воронин - Дальнобойщики

Я в то время тоже был причастен к делу о вывезенных ценностях, и по стечению обстоятельств — не стану на них останавливаться — у меня появился шанс оставить у себя что-нибудь на память. Не Рембрандта, конечно.

— Хильбейна. — догадался Воронин, пораженный услышанным.

— Да, да. Хильбейн-младший. Портрет Шарля де Моретта. Тысяча пятьсот тридцать шестой год. Старая и довольно ценная картина.

— Вот, значит, за чем охотились грабители.

— Да, полковник, — произнес генерал. — Более того, я могу даже назвать истинного заказчика ограбления.

— Я предполагал, что это Шилов? — удивился Воронин.

— Шилов — посредник. Я более чем убежден, что настоящий заказчик — Шарль де Моретта. Богатый и необычайно честолюбивый человек. Он унаследовал состояние своего отца Пауло де Моретта, итальянского промышленника и банкира. Я с ним был знаком. Давным-давно, еще когда работал в КГБ, мы не раз встречались. Как-то раз в разговоре я упомянул о картине. Он попросил ее продать, но я отказался, пообещав после смерти оставить портрет ему. Но Пауло умер раньше меня, а его сын оказался нетерпеливым, как и все молодые. Похоже, ему не терпелось повесить портрет предка у себя над камином. Он делал мне несколько щедрых предложений, давал миллионы долларов, но я отказался. Это память.

— И вы думаете, что Рауль де Моретта решил.

— Я почти уверен. Вряд ли кто-нибудь другой стал бы из-за этой картины так рисковать. Есть полотна намного ценнее и доступнее. Никто, кроме меня, не знал, что картина настоящая. Все думали, что это копия. Теперь, вот, и вы знаете.

— Вы хотите, чтобы я нашел картину?

Генерал усмехнулся.

— Полковник, она мне безразлична. Вначале я хотел покарать убийц. Но они мертвы. Это меняет дело. Теперь мой интерес в расследовании исчерпан.

— Но Шилов?! Моретта?!

Да, безусловно, и они виноваты. Хоть и косвенно. Но моя ярость со временем отступила, осталась лишь боль. А ее кровью не вылечишь. Я не могу мстить всем, кто связан с ограблением. Это глупо. Да и моя девочка не пожелала бы.

Старик тяжело вздохнул.

— Вы хотите, чтобы я прекратил расследование?

— Напротив! Доведите его до конца, накажите виновных! Они совершили преступление и должны понести наказание за это. К тому же я не уверен, что, попроси я прекратить расследование вы меня послушаете. Верно?

— Да, — вынужден был согласиться Воронин.

— Тогда за дело, полковник! Доведите его до конца. Больше я вас торопить не буду, — произнес генерал и добавил: — Но очень хотелось бы еще при жизни увидеть их за решеткой.

Напутствие генерала звучало ободряюще.

Садясь в машину, Воронин прикидывал примерный план действий. Новая информация открывала широкие просторы для деятельности. Она поможет предугадать следующий шаг противника. Теперь он уже не будет двигаться вслепую, цепляясь за каждую соломинку. Полковник, как породистая борзая, почувствовал ноздрями запах дичи. Внутри все заклокотало, требуя решительных действий.

Охота начиналась.

Грузовик, пока еще налегке, без рефрижератора, стремительно мчался по пустынной утренней дороге в направлении Саратова. Ветер свистел за окном кабины. Прохладные струи хлестали в приоткрытую форточку, освежая лицо и не давая дремоте коснуться век.

Из динамиков лилась тихая музыка в стиле кантри. Слушая ее, начинаешь ощущать себя настоящим ковбоем, скачущим в неизвестность навстречу судьбе. Верный конь, надежный товарищ и бескрайние просторы кругом! Классическая ситуация. Как в былые времена на диком Западе в Америке.

Больше всего Егор любил начало поездок. В них было столько романтики и столько волнующего! Ах, как приятно развалиться на сиденье, откинуться назад и расслабиться! Слушать ровный, убаюкивающий гул мотора, шум ветра. Интересно смотреть в окно и с высоты кабины наблюдать, как сменяют друг друга пейзажи, как появляется что-то новое, как местность становится незнакомой. В эти минуты разум становится ясным и приходят умные мысли. Начинаешь философствовать, размышлять, пытаясь постичь сущность бытия. Мысли такие четкие, что поневоле поражаешься, как раньше мог упустить их из виду? Все гениальное просто. И, пораженный их простотой, под конец почти уверяешься в своей гениальности. Порой даже начинаешь сожалеть, что не прихватил записную книжку и не записываешь их. Мог бы получиться увесистый томик, не меньший, пожалуй, чем у Мейера и Ницше. Но мысли приходят и уходят, уносятся из памяти стремительным потоком, освобождая ее для новой порции размышлений. И все повторяется снова и снова.

Затем смотреть в окно и философствовать надоедает. Тогда, оставив в покое глобальные проблемы, задумываешься над своей собственной жизнью. А жизнь пошла кувырком. Все перевернулось с ног на голову, и Егор попытался разобраться, привести мысли в порядок, разложить их по полочкам. Занятие оказалось невообразимо сложным: мешали эмоции. Но время в запасе было.

Тем временем Александр сидел за баранкой, весело подпевая на ломаном английском, и пытался выбивать нужный ритм пальцами по рулю. Получалось ужасно: создавалось впечатление, что в годы ранней юности по его ушам потопталась, по крайней мере, дюжина медведей. Но, нисколько не смущаясь, он самозабвенно уродовал песню.

Перед глазами Егора пронеслись события минувшего дня. С утра пораньше ездили забирать из больницы Женьку. Наконец-то его выписали, и все облегченно вздохнули. По случаю возвращения домой устроили маленький праздник: закупили всякой всячины, да столько, что стол ломился. Правда, не пили, ограничились шампанским и шипучкой. Надюха была в восторге. Столько счастья в один день: дома пир, вернулся отец! Только. один момент омрачил торжество — Катя. Она позвонила неожиданно, в самый разгар застолья. Хотела встретиться, объясниться. Голос у нее дрожал, чувствовалось, что она на грани срыва. Он еле удержался, чтобы не согласиться. Потом жалел. Может, и зря не поехал. Кто знает?.. Однако каждый раз, когда вспоминал оргию в своей квартире, всякие сомнения исчезали. Злость и обида вспыхивали с новой силой. Больше, наверное, — обида. Она променяла его на паршивого наркоманишку! Стерва.

«Все-таки я правильно поступил, — решил Егор. — Порвал, и точка. Баста! Не я ей в душу наплевал, а она мне. Пусть живет как знает, делает что хочет. Мне теперь все равно. У меня теперь своя жизнь, у нее — своя. Наши пути-дорожки разошлись, разбежались в разные стороны, между нами нет больше ничего общего. Ничего. как-нибудь. На ней свет клином не сошелся, найду другую. Пусть не такую красивую, зато верную.»

Сказать проще, чем сделать. И он прекрасно понимал, что вспоминать Катерину будет еще очень долго. Черт возьми, ведь он ее любил! Кроме того, давали о себе знать гормоны — почти целый месяц без женской ласки! Для Егора это был прямо-таки подвиг. Зря он не воспользовался моментом, когда Александр «организовал» в баре девиц. Дурак! Упустил. Не стоило тогда столько пить. А после этого случая просить друга снова об одолжении было совестно. Да и Александр, похоже, обиделся. Он же старался! «Ничего, — успокаивал себя Егор. — Сниму девку по пути на трассе. Даст бог, ничего не подцеплю.»