Марина Серова - Преступление высшей пробы

Митченко покосился на меня и неожиданно заявил:

— А дома у себя, в Оренбурге. Меня там жена ждала, Варенька, и Борюшка, наш с ней сынок. А Лелька об этом знать не знала, не говорил я ей. Как не знала и имени моего настоящего. Для нее я Костиком был, как и для всех в ту пору.

— Вы же ее любили?

— Любил, — кивнул Митченко. — Но только у меня такое правило — до конца никогда никому не доверять. Старая привычка, столько раз она помогла мне сухим из воды выйти. Вот и в тот раз помогла. Спасла, можно сказать.

Вот теперь все встало на свои места. В записной книжке Елены Григорьевны фигурировал именно Константин, а не Юрий, впрочем, как и в следственном деле, осевшем на долгие годы в архиве. А ведь если бы я сопоставила имя настоящего преступника, которое увидела в этой злосчастной книжке, с именем консьержа, то как знать, не завертелись ли бы колесики неофициального расследования гораздо быстрее.

Тут же мне вспомнилось и предсказание двенадцатигранников, которые никогда не ошибаются. Это я далеко не всегда верно истолковывала их подсказки и, лишь наломав дров, вспоминала, что именно об этом и предупреждали меня мои верные помощники. А ведь верно, только сейчас мне удалось схватить того, кто был так близко от меня с самого начала.

— Спровадила меня, значит, Лелька, — продолжал Митченко свой рассказ, прерванный небольшим философским отступлением. — А я до самого Оренбурга со страху трясся. Добирался на перекладных, чтобы следы замести. Вернулся домой, к жене и сыночку, как полагается из рейса. Жена знать не знала, чем я на самом деле промышлял, да так и не узнала никогда до самой смерти. И сынок мой не знал, и Оленька не знает… Только в тот раз я вернулся, что называется, пустой. Ну без денег почти. Но они и такому мне были рады. Варька-то меня любила до беспамятства, не то что я ее. Мне она была до лампочки. Женился, чтобы хата своя была, ну и пора уже было семьей обзаводиться. А она была девка хозяйственная, симпатичная, на меня надышаться не могла, сына родила опять же. Чего еще надо. Скотиной я все-таки был, чего греха таить. Да и не жадная Варька была совсем. Есть деньги — хорошо, нет — и не надо, и так проживем. В огороде крутилась, сама портнихой была, подрабатывала шитьем. Ну вот, вернулся я к ним, сам вскоре в дальнобойщики подался, уехал опять в рейс. Только теперь уж взаправду. А там начал помогать выгружать коробки, вот сдуру спину себе и сорвал. Проблемы начались с позвоночником, иной раз сижу за баранкой, а от боли впору завыть. А как-то раз еду и вдруг чувствую — вот-вот ноги отнимутся. Поскорее к обочине притерся, про себя об одном думаю, хватило бы только запаса на тормоз нажать. Успел — и как в темноту провалился. Сколько пробыл там, не знаю. Только, как оказалось, все сроки поставок по моей вине сорвались. А чем я виноват? Что на работе здоровье растерял? Ну тогда ребята-сменщики меня нашли по маршруту следования. Приятель мой сел за баранку, меня рядом усадил, груз сначала помог доставить, хотя толку-то было от этого… Ни копейки не заработал, да еще под штраф влетел. И уволили меня вслед за этим, кому такой работник нужен.

Я, конечно, первое время пытался работу найти, только я ведь говорил уже, кроме как шоферить, ничему не обучен. А о шоферской доле пришлось мне забыть, с такой-то болячкой. И в разнорабочие не возьмут, и даже в грузчики. А с инвалидностью что-то там не срослось, не тот диагноз какой-то… Не дали мне ее, в общем. Варька меня первое время водила по врачам. И со спиной, да и вообще… Человека, наверное, хотела из меня сделать. А я уже на весь мир обозлился и выпивать начал, да и Варьку стал поколачивать. Ну она какое-то время держалась, а потом все же выставила меня, хотя, подозреваю, это маманя Варькина в уши ей напела, всегда на дух меня не переносила, как все тещи. Ну и добилась-таки своего. Выставила Варька меня с чемоданчиком. Иди, говорит, куда хочешь, а нам с Борей ты не нужен.

Глаза Митченко злобно блеснули из-под густых поседевших бровей, губы кривились в усмешке.

— Можно было, конечно, и уговорить ее, как раньше я всегда уговаривал. Не в первый раз между нами размолвка случилась, с тех пор как я пить начал. Но только взыграла во мне гордость. Ах так, говорю, ну вот и сиди теперь в обнимку со своей мамашей до скончания века. Подхватил свои пожитки, да и был таков. Вернулся опять в Тарасов. Работы нет, жить негде, так и жил какое-то время как полубомж. Дворником устроился и ночевал в теплушке, благо не выгоняли. Так и промыкался не знаю сколько лет. Хотел на Лелькин след напасть, да не вышло. Ходил туда, где они с мальчонкой жили, да только никто там не знал, где она теперь, куда переехала. Думаю, может, вообще из Тарасова убралась от греха подальше. К магазину тому тоже ходил. Там только вывеску сменили да название, а так, как была там ювелирка, так и осталась. Караулил у входа несколько дней, когда сотрудники на работу шли или, наоборот, по домам расходились. Да только ни разу она мне не попалась. Я уж подумал было, что прихватили Лельку вместе с ребятами. А она меня не сдала. Лучше то есть думал о ней, чем она есть. Была…

Митченко скорчил злобную гримасу, я заметила, как у него заиграли желваки.

— Геньку тоже высматривал, — продолжал он, справившись с приступом злобы. — Хотел к ней сунуться на постой, приняла бы она меня. Я даже не сомневался ничуть. Один раз вижу, идет. Одна. Красивая такая, стройная, в шубке коротенькой, в пушистой шапочке. Идет и улыбается чему-то. Я уж было к ней разлетелся, а потом развернулся и прочь побежал. Ну их, думаю, этих баб, все беды от них. Да и не любил я ее. Вот, если б Лелька вдруг объявилась и сойтись предложила, пошел бы за ней куда угодно, даже не задумался бы. Я ведь еще тогда думал, как все закончится, сделаю Лельке предложение. А Генька бы в меня вцепилась клещами, нет уж, как-нибудь сам. А сам-то я так и мыкался по теплушкам да по приятелям иногда. То сторожем куда-нибудь устроюсь, то охранником. Иногда до того припрет, в холода особенно, что, думаю, сдохнуть бы потихоньку, да все никак. Не знаю уж, сколько времени утекло, а только разыскал меня мой Борюшка, сынок. Он, оказывается, с семьей в Тарасов перебрался.

Тут я с удивлением заметила, что старик утирает слезы.

Митченко вновь замолчал, видимо, эти воспоминания давались ему нелегко.

— Боренька хорошую должность получил, в Тарасов его перевели на работу, он приехал с женой и дочкой. С Оленькой, внучкой моей. От матери узнал, что я в Тарасове, как раз перед смертью она ему рассказала, Варя-то. Он и попросил начальство сюда его перевести, разыскать меня, значит, хотел. Ну и разыскал. Я как увидел его, чуть было умом не тронулся, смотрю и сам себе не верю, неужто это мой Боря, у такого непутевого отца… Привез он меня в их с женой дом. А дом у них был большой, не в самом Тарасове, а в пригороде, в Приволжском. Ну, ты сама знаешь…