Говард Фаст - Лидия

Мейзи недоуменно вскинула брови.

— Я имею в виду — что толку тебе будет от этих нескольких минут?

Она потрясла головой и сказала, что объяснять это бесполезно, поскольку я все равно не пойму, но какое-нибудь досье она мне к концу дня состряпает. Я прошагал в собственную каморку, поздоровался с Хопкинсом, который уже собирался идти обедать, и позвонил в Техас начальнику полиции городка Хантингтон. Точнее говоря, я связался с менеджером телефонной компании, объяснил, кто я такой, после чего попросил соединить меня с начальником полиции Хантингтона. Некоторое время спустя мне перезвонила телефонистка и сухим тоном профессионального служащего телефонной компании известила:

— К сожалению, мистер Крим, нам не удалось выполнить вашу просьбу.

— Почему?

— Мы не смогли разыскать номер управления полиции Хантингтона.

— А мэрия? Почта? Городское управление?

— К сожалению, нет, мистер Крим. Хантингтон — городок совсем крошечный, в нем менее двухсот жителей, а после разрушительного урагана он был практически стерт с лица Земли. Связь сохранилась только с представителем чрезвычайной службы, а также со станцией техобслуживания.

Я поблагодарил ее, повесил трубку и задумался. Мое уважение к Лидии Андерсон росло, как на дрожжах. Занятно, что и Хомер Клапп, консьерж, и лейтенант Ротшильд считали ее дурочкой. Затем я позвонил своей тетке Эвелине Боудин, вдовушке, проживающей в Нью-Хоупе, штат Пенсильвания. Эвелина — единственная моя родственница, с которой я хоть изредка, но общаюсь, и которая просто помешана на театре. Она всячески поддерживала местный театр в Нью-Хоупе и, насколько я знал, вложила деньги в кучу бродвейских постановок. Предположив, что у сумасбродов, вкладывающих деньги в пьесы, должно быть какое-то сообщество, я спросил ее, что ей известно про Марка Сарбайна.

— Харви, неужели ты тратишь то, что осталось от твоей бессмысленной жизни, на это идиотское колье?

— Почему — идиотское?

— Все, что столько стоит, абсурдно. Да, мне известно кое-что про Марка Сарбайна. Он — дерьмо.

— Это мне мало о чем говорит.

— Разумеется, но я готова тебя просветить. Приезжай завтра к ужину и я тебя напичкаю. Я уже сто лет не видела своего племянника. Пожалел бы одинокую и заброшенную старуху…

— Не говори ерунду! Допустим, я и вправду приеду — могу я прихватить кое-кого с собой?

— Девушку?

— В некотором роде.

— Что-то это новенькое — в некотором роде девушка. Бога ради, привози с собой кого душе угодно. Жду тебя около шести вечера.

После этого разговора я прогулялся пешком на Парк-авеню, раздумывая по дороге о загадочном кольце трагических смертей, стянувшемся вокруг колье Сарбайна. Самоубийство Ричарда Коттера, нелепая гибель его дочери, сорвавшейся на машине в бездонный пруд, а теперь еще и более чем странная кончина Дэвида Гормана, семидесятиоднолетнего старика, сбитого неопознанной машиной на выходе из дома. Нет, непосредственного отношения к колье ни одна из этих смертей не имела, но и о полном отсутствии связи с колье говорить тоже не приходилось. В проклятье, наложенном на бриллианты — а убеждение в том, что они прокляты, древнее, как само человечество, — нет ничего мистического; проклятье лежит на всем, что они олицетворяют: на колоссальном богатстве, которое таится в крохотных кристалликах спрессованного углерода, на алчности, замешанной на крови, а также на безумной погоне, в которую очертя голову бросился теперь и я, ослепленный стремлением получить пятьдесят тысяч долларов в конце этого пути.

Несколько минут спустя погоня завела меня к дому 626 по Парк-авеню. Увидев меня, Хомер Клапп ухмыльнулся, давая понять, что его душа, за которую я заплатил двадцать долларов, по-прежнему принадлежит мне. Он не сходя с места завел разговор о своей личной страховке, поинтересовавшись, что я о ней думаю. Я чистосердечно ответил, что, насколько мне известно, страховка это замечательная, но вот известно мне до смешного мало — ведь я занимаюсь не страхованием, а поиском того, что было застраховано и украдено. К тому же, наша компания страхует только имущество, а не жизнь. В свою очередь, я спросил, есть ли у него прямая связь с квартирами жильцов.

— Вот это, — Хомер с гордостью указал на металлический щиток в стене вестибюля. — С помощью этого устройства мы предупреждаем их обо всех посетителях.

— Обо мне предупреждать не надо. Кто там сейчас есть?

— Одна горничная. У поварихи сегодня выходной.

— А завтра выходной у самой горничной?

— Совершенно верно. Сегодня Сарбайны едят в гостях. Может, вообще домой не вернутся.

— Прекрасно. Я хотел бы подняться и потолковать с горничной. Если вдруг заявятся Сарбайны, позвоните, пожалуйста, три раза.

— Хорошо. Но вам вряд ли удастся выудить из этой дурехи что-нибудь полезное. Да и акцент у нее — с динамитом не пробьешься.

— С детства обожаю южный акцент, — сказал я.

Консьерж провел меня внутрь и познакомил с лифтером, длинноносым прыщавым юнцом, молчание которого мне пришлось купить за пятерку. Учитывая, что до Рождества было еще далеко, эти вымогатели поимели в моем лице более чем щедрого благодетеля. Прыщавый высадил меня на двенадцатом этаже, где располагались восьмикомнатные апартаменты Сарбайнов.

Я позвонил и Лидия Андерсон открыла дверь. Для темноволосой девушки глаза у нее были поразительно синие — сочные, васильковые. Она была стройная, ростом около пяти футов и шести дюймов, довольно крепко сбитая и миловидная. Нос тонкий и прямой, чуть широковатые скулы и довольно большой рот. Мне сразу бросились в глаза коротко подстриженные, довольно неровные волосы и простенькое хлопчатобумажное платьице, и еще — что Лидия разгуливала по квартире босиком. Стоя, она переминалась с ноги на ногу, словно пытаясь загородить босые ступни. Еще я заметил, что она сутулится, а рот чуть-чуть приоткрыт. Словом, первое впечатление складывалось однозначное и безошибочное — выглядела горничная Сарбайнов типичной дурехой. Все в ней указывало на недоразвитость в умственном развитии.

Не стану даже пытаться воспроизвести вам ее акцент. Вот, разве что, один типичный пример. Ее первые слова прозвучали приблизительно так:

— Що йо магу вом здюлать-та, сар? Здеся фатера мисты Сарбуна, но его сичас нетути.

— Знаю, — улыбнулся я. — Мне нужны именно вы. Вы ведь Лидия Андерсон?

— Да, сэр. — Так я перевел невообразимое кваканье, резанувшее мой слух. Горничная не выглядела ни удивленной, ни напуганной, ни хоть сколько-нибудь взволнованной. Она просто смотрела на меня с безразличным видом, а потом извинилась за то, что встретила меня босиком. — Так мне свободнее и проще, знаете ли. Будто я тут одна.