Валентина Демьянова - Грехи в наследство

— Я категорически запрещаю заниматься этим дурацким расследованием, — разорялся он. — Слышите? Категорически! Немедленно возвратите мне вещи, которые получили от моей жены, дайте слово молчать, и мы расстанемся по-хорошему. Обещаю! Я просто забуду о вашем существовании. Иначе… — Ефимов перевел дух и грозно закончил:

— Вы горько пожалеете об этом!

Пока он просто кричал, я слушала его с непроницательным лицом, но, когда Ефимов перешел на угрозы, я решила, что пришла пора поставить буяна на место.

— Павел Юрьевич! Вы забыли поздороваться, — заметила я.

Сказала я это тихо, не повышая голоса, но Ефимов от неожиданности запнулся на полуслове.

— Что такое? — опешил он.

Видать, и помыслить депутат не мог, чтобы ему перечили или прерывали. Мое беспардонное поведение повергло его в настоящий шок, и Ефимов глядел на меня, изумленно выкатив глаза. Понять его было можно. Депутатствовал он уже не первый срок, и за эти годы у него образовался определенный и, в общем, узкий круг общения: соратники по партии, спонсоры, просители. Ну еще избиратели. Но с этими приходилось вступать в контакт только во время проведения предвыборных кампаний. Все они держались с ним если не заискивающе, то, во всяком случае, уважительно и уж точно не позволяли себе его перебивать. А тут вдруг… У него в голове не укладывалось, что на свете существуют индивидуумы, способные разговаривать с ним на равных, потому что им от него ничего не нужно, а даже больше — им попросту нет де него дела. А между тем такие имелись, и их было немало, и я являлась одним из них.

— Это было во-первых, — невозмутимо продолжала я. — Во-вторых, возьмите себя в руки, перестаньте орать и объяснитесь спокойно.

Пока я все это говорила, Ефимов стоял передо мной набычившись, уперев в меня неподвижный, тяжелый взгляд. Я уж было решила, что кризис миновал, и он наконец успокоился, однако стоило мне замолчать, как гость взорвался новым яростным воплем:

— Да что вы себе позволяете?!

Огорченная, что надежды на мирное урегулирование ситуации не оправдались и придется проявлять жестокость, я легонько вздохнула и, подав в голос металла, принялась чеканить фразу за фразой:

— Это вы себе позволяете, Павел Юрьевич! Явились без приглашения и еще изволите кричать! А я, между прочим, у себя дома и вы мне никто! Так что утихомирьтесь и без нужных угроз изложите свои претензии.

Первым порывом Ефимова в тот момент было разразиться новой гневной тирадой, но он был тертым политиком и хорошо чувствовал, где проходит та черта, переходить которую ни в коем случае ни стоит. В том случае, естественно, если тебе от собеседника что-нибудь нужно.

Одарив меня неприязненным взглядом, Павел Юрьевич сцепил зубы так, что желваки заходили под кожей. Не меньше минуты потребовалось ему, чтобы взять себя в руки, но когда он заговорил снова, то был почти спокоен.

— Извините, погорячился, — сдержанно произнес Павел Юрьевич.

— Извинения принимаются. Пройдемте в комнату и все обсудим.

Дождавшись, пока гость устроится в кресле, я вежливо поинтересовалась:

— Чай, кофе?

— Ничего не нужно, — нетерпеливо буркнул он в ответ.

Уговаривать я не стала. Сама не горела желанием разводить китайские церемонии, а угощение предложила исключительно из вредности: мол, мы хоть и не депутаты, а тоже не лыком шиты. Получив отказ, согласно кивнула, опустилась в кресло напротив и вполне мирно спросила:

— Так что случилось?

Ефимов к тому моменту уже окончательно пришел в себя и потому ответил так же мирно:

— Когда я увидел вас у нас в доме, решил, что Алла заинтересовалась антиквариатом, а вы ее консультируете. И тут вдруг выяснилось, что она затеяла собственное расследование. Не так давно ей в голову пришла совершенно бредовая идея насчет родословной… — Ефимов кисло скривился, будто лимон проглотил. — Происхождение… Дворянские предки… Гербы… Будь оно все неладно! После вашего отъезда у нас с Аллой произошел разговор… точнее, мы крупно поскандалили, и я строго-настрого запретил ей заниматься этой самодеятельностью. Алла пообещала, и вдруг оказывается, что она меня ослушалась. Естественно, я пришел в ярость. Не ожидал от него такого! Мы с женой живем дружно и обычно действуем согласованно, а тут вдруг… Короче, я вышел из себя, сел в машину и поехал к вам…

— Зачем?

Вопрос поверг Ефимова в изумление, и он вытаращил на меня глаза:

— Как это зачем? Забрать вещи, которые она вам отдала, и аннулировать все договоренности. Не нужно никакого расследования!

По его тону чувствовалось, что он снова начинает медленно закипать. Малейшее слово поперек — и неминуемо последует взрыв. Мне эти его перепады настроения были ну совсем ни к чему. Во-первых, я предпочитаю решать проблемы мирным путем, а во-вторых, и это главное, если бы мы снова начали ссориться, мне бы уже никогда не узнать, почему Ефимов так противится расследованию. Стараясь ничем его не спровоцировать, я рассудительно спросила:

— Что плохого вы усмотрели в затее жены?

Стараться-то я старалась, но получалось у меня неважно. Услышав вопрос, Ефимов так и подпрыгнул на месте:

— Что плохого? Да все! Ужасно все! От начала и до конца! Понимаете? Господи, да что я говорю? Это катастрофа!

Последняя фраза меня удивила, и от Ефимова, как ни взвинчен он был, это не укрылось. Перехватив мой взгляд, Ефимов осекся и, пытаясь успокоиться, начал энергично тереть щеки.

— Я серьезный политик, — справившись с раздражением, снова заговорил он, выглядя при этом таким несчастным, что мне даже жаль его стало. — А тут вдруг эти дамские штучки. Что подумают обо мне коллеги? А какую пищу для острот это даст моим врагам? А журналисты? Да они сожрут меня с потрохами! Понимаете? Общественный деятель, доктор экономических наук, реформатор! И вдруг в дворяне полез! Засмеют ведь! Вовек не отмыться.

Высказано все было на одном дыхании и очень убедительно, но все равно я ему не поверила. С каких это пор наши политики бояться замараться или, к примеру, попасть в смешное положение? Да они, по большому счету, из грязи и не вылезают! А что касается смешных положений, так они в них постоянно попадают, и никого это не смущает! Нет, имелась какая-то другая причина, по-настоящему важная, только Ефимов ее озвучивать не желал.

— Ваша супруга думает иначе… — неосторожно заметила я и тут же пожалела о своей оплошности.

С моей стороны было неосмотрительно напоминать ему о жене, поскольку именно Аллу Викторовну супруг считал виновницей заварившейся каши. Ефимов, как я и предполагала, отреагировал моментально и слов при этом не выбирал.

— Плевать, что она думает! Кукла безмозглая! — взвился он. — Носится со своими дурацкими амбициями, а того не понимает, что…