Надежда Черкасова - Зеркало грез [litres]

– Наоборот, я рад, что ты жива и здорова. И ответишь за убийство отца.

– Но заставил меня ты!

– И горжусь этим. Такое по плечу не всякому. Я – уникум. Таких, как я, на земле от силы человек пять-шесть наберется, не больше. Поэтому мне позволено то, что никому более. Я даже готов помочь следствию, воспользовавшись этим средством. Его не зря называют «Сывороткой правды», так как оно помогает выведать любую тайну… Не веришь? Можем испытать. Все события того дня вмиг встанут перед глазами, а твое ретивое воображение, чтобы помочь памяти, так бойко разыграется, что вспомнит даже то, чего не было.

– Не хочу!

– Так ты признаешь, что убила своего мужа?

– Нет, не признаю!

– Тогда я все же помогу полиции. – Федя отсыпал немного порошка на чистый лист бумаги и посмотрел в окно. – Они должны вот-вот подъехать. Я им уже позвонил и рассказал, что ты сама призналась в убийстве.

Если бы Соня только могла пошевелиться, убежала бы отсюда куда глаза глядят. Как это делала всегда, когда была возможность. Но ноги, словно пригвожденные, не желают повиноваться.

– Ты должен им рассказать, что я убила под гипнозом!

– А ты глупее, чем я думал… Неужели поверила в ту чушь, которой я тебя грузил? И в самом деле думаешь, что человека можно под гипнозом заставить кого-то убить?! Я же просто пошутил.

– А как же порошок?

– Этот, что ли? – Федя смял лист с порошком в шарик и бросил на пол. – Мусор, и ничего более. Мел, который я приготовил, чтобы посыпать грядки с зеленью. Говорят, от тли помогает.

– Значит, это не «Сыворотка правды»?

– Нет, конечно. Просто шутка. Хотел помочь тебе сознаться в преступлении.

– Но я не убивала Федора!.. Я поняла: ты сам убил отца, раз тебе известны такие подробности! И теперь пытаешься повесить это убийство на меня.

– Мне-то это зачем? У меня даже мотива нет. Все имущество получают мальчики.

– Так ты знаешь?! Но у меня тоже нет мотива!

– Э нет, подруга! Как раз у тебя мотив есть. И не абы какой, а шкурный. Ты ведь как решила: убью надоевшего мужа, потом обращусь в суд, чтобы дарственную, по которой все отошло его сестре, признали недействительной, и верну свою законную супружескую половину имущества.

– Чушь! Убивать-то его зачем?

– А затем, что при его жизни оттяпать от жирного пирога тебе вряд ли удалось бы. У отца были такие серьезные связи, что тебе и целой жизни не хватило бы рассудиться с ним. Проще было от него совсем избавиться. Что ты и сделала. Отсиделась где-то, пока все улеглось, и заявилась, вся такая белая и пушистая, только не летаешь. Да и вряд ли уже полетишь, потому что попала в сети собственных иллюзий. Ведь зачем-то же ты вернулась? Кстати, если не за наследством, то за чем?

– Потому что дура, – прошептала Соня, чувствуя, как немеет без движения ее бедное тело, постепенно утрачивающее возможность и желание защищаться. – Потому что от добра добра не ищут. Но я все равно ни за что не стала бы судиться с мальчиками.

– Ты все правильно рассчитала. Одного не учла: я доподлинно знаю, что убила моего отца именно ты.

– Это только твои догадки.

– Да я видел собственными глазами, как ты его убивала!

– Не может быть!.. Видел – и не остановил меня?! Видел – и не оказал помощь отцу?!

– Считай, что не успел.

– Или не захотел? Я все равно тебе не верю! Раз я не помню – этого не было!

– Просто ты забыла. Я психиатр по специальности, поэтому знаю, что говорю. У тебя наверняка бывают провалы в памяти. Да и сновидения, похожие на явь, частенько случаются. Да? Так вот, твое хитрое сознание с подсознанием скооперировались и сделали тебе такой вот оригинальный подарок – избавили от жутких воспоминаний, а значит, и от мук совести. Но отвечать-то придется в любом случае, невзирая на твою амнезию. Память постепенно восстановится. А если не признаешься сама, я подскажу полиции, где ты зарыла труп. Лучше расскажи добровольно. Может, тогда и на свободу выйдешь раньше.

– Выходит так, что ты спокойно наблюдал, как я его закапывала в саду?!

– Да. Видел, как тебе было трудно, но мешать поостерегся. Ты была в состоянии аффекта и могла накинуться с разборками на меня. Связываться с полицией тоже не хотелось. Вдруг решат, что мы с тобой заодно.

– Но я не могла его убить! У нас действительно были размолвки…

На улице послышался вой полицейской сирены, затем настойчивый звонок, громкий стук в ворота и требовательный голос: «Хозяева, открывайте! Полиция!»

– Вот и архангелы по твою душу. Карета золотая за тобой приехала, королева, – усмехнулся пасынок, поднимаясь. – Пойду открывать, иначе ворота снесут, так не терпится им поскорее до убийцы добраться, – и он побежал встречать полицию.

Соня в растерянности наблюдала через окно, как несколько вооруженных человек в форме врываются в открытую Федей калитку и бегут к дому. Топот тяжелых ботинок в коридоре – и через секунду Соня уже окружена полицейскими.

– Гражданка Иванова Софья Михайловна? Вы задержаны по подозрению в убийстве Иванова Федора Андреевича, – слышит Соня с трудом пробивающиеся сквозь замутненное сознание слова, затем ее подхватывают под руки и тащат силком за собой, потому что она не в состоянии выйти из ступора.

Ноги будто ватные и ей не принадлежат. Невыносимой болью вонзаются в мозг острые стрелы запоздалых мыслей: «Что я натворила?! Сама себя погубила…»

Дальнейшее Соня помнит смутно: слепящие вспышки фотоаппарата, черные после снятия отпечатков пальцы, которые никак не отмываются от краски, и впившийся в нее, словно колючка, злобный взгляд следователя, монотонно повторяющего один и тот же вопрос: «Где вы спрятали тело убитого вами мужа?»

Если разговор с пасынком вселил в душу Сони лишь легкие опасения по поводу ее невиновности, то в полиции с ней обращались уже как с преступницей. Слова следователя молотом стучали у нее в голове, словно вдалбливая в сознание провокационные мысли о признании вины, тогда как нежелающее поддаваться подсознание все еще сопротивлялось непрекращающемуся мощному напору. Но вода камень точит. И вот уже тень сомнения начинает обретать четкие очертания, притворяясь воспоминаниями, и защита слабеет.

Ну откуда Соне знать, что повторы на допросах – самое главное оружие убеждения? Особенно когда критическое мышление обвиняемого резко понижено. Служитель закона уже убедил себя в том, что она виновна, и ему остается только убедить в этом саму Соню, пока она еще не отошла от шока, вызванного арестом. И нужно торопиться, так как суд считает первые показания задержанных наиболее достоверными, как данные в состоянии волнения. После получения признательных показаний Соню из отделения уже можно спокойно отправлять в СИЗО.

Но она еще не сдается, тихо повторяя: «Это не я. Я ничего об этом не знаю, ничего плохого не совершала». А в голове все чаще всплывает пугающая мысль: «Может, я и в самом деле его убила?» Душа противится признанию в том, чего она… кажется, не совершала. Соня в изнеможении закрывает лицо руками, пытаясь спрятаться от беспощадного взгляда следователя, буравящего ее насквозь и пробивающегося к правде, которую она якобы пытается скрыть, и все чего-то требует, угрожая и обвиняя.