Надежда Черкасова - Зеркало грез [litres]

Вот только с чего отец взял, что сыну непременно нужно заняться медициной? Хотя как раз это легко объяснялось: отец так пекся о своем здоровье, что надумал к старости обзавестись собственным домашним доктором. И в этом он оказался прав. Следить за здоровьем отца Федя будет очень внимательно… чтобы не упустить тот долгожданный миг расплаты, ожидание которого греет его сердце и придает смысл получению бесценных знаний в медицине.

Особенно Федю заинтересовал курс гипноза. Но отбор желающих изучать его более углубленно был ограничен. К курсу допускались лишь абсолютно здоровые претенденты с психической и эмоциональной устойчивостью, так как существовала реальная опасность применения гипноза в корыстных или даже преступных целях. Запретный плод, как известно, сладок. Но отцовские деньги и здесь распахнули для Феди нужные двери.

Он с головой ушел в увлекательное и перспективное занятие. Годы учебы пролетели почти незаметно, а заветная цель посчитаться с отцом, словно путеводная звезда, не давала сбиться с выбранного курса.

После учебы он летел домой на крыльях греющей его душу мечты. Но лишь увидел мать, понял, что по-прежнему ей не нужен. И снова виновником сделал отца, который разбил сердце матери, женившись к старости на молоденькой.

– Понимаешь ли, Феденька, – оправдывался перед ним отец при встрече, пряча взгляд, словно нашкодивший ребенок, – наш с твоей мамой брак давно себя исчерпал. Потому мы и расстались. Навсегда.

– Мама так не считает, – возражал Федя. – Я надеялся, что вы снова сойдетесь, и мы будем жить одной семьей.

– Ну что ж, тогда не наш… а мой брак иссяк, – говорил задумчиво отец, видимо, вполне довольный своей новой жизнью с молодой и привлекательной женой.

«А что делать маме, которая осталась одна? – не мог успокоиться Федя. – Ненавижу тебя! Ненавижу! – мысленно повторял он, неприязненно глядя на отца. – И никогда не прощу! Две жизни для одного – не слишком ли много? Да ты одну проживи как следует! Значит, пока жил с мамой, словно черновик писал? А как же я – побочный продукт, ошибка молодости? Но меня не перечеркнешь, в корзину для мусора, скомкав, не выбросишь».

Больше всего его мать изводилась из-за того, что ее променяли на молоденькую. Может, потому и переключилась на ровесников сына? Почему то, что позволено мужчине, должно стать запретом для женщины? И снова это вина отца: именно он подал ей дурной пример.

А о чем, спрашивается, думала Соня, когда выходила за старика? Влезла в чужую жизнь, в чужую семью. Ее даже не смутило, что у избранника есть сын. Видимо, отец показался ей слишком лакомым кусочком, если она ни на что не посмотрела. И Соня стала для Феди врагом номер два.

Прошли месяцы после его возвращения из-за границы, но престижное образование Феде так и не понадобилось. Работать он не собирался, так как его устраивало содержание, выделяемое отцом. Денег хватало на все Федины нужды и даже сверх того. Зачем рано вставать, если можно сладко спать до обеда? Зачем кому-то подчиняться, если самому хочется командовать? Зачем стучаться в запертые двери, если для него всегда нараспашку отцовский дом?

Казалось, все у Феди было, но ему постоянно хотелось большего: стать единоличным хозяином огромного состояния отца, избавиться от Сони и зажить безбедно с матерью в новом отцовском роскошном особняке, не зная материальных забот. Он по привычке поднимался на пыльный чердак их с матерью старенького дома и предавался мечтам. Теперь Федя грезил о свободе, которую могли дать ему деньги. Не те жалкие крохи со стола отца, а все, что у того было, до копеечки.

Он явственно представлял себе будущую вольную жизнь: солнце, море, круглый год лето, листья пальм тихо шелестят на нежном ветру, навевая мысли о сказочной роскоши, вилла с бассейном и фигуристые красотки. На большее у него фантазии не хватало. Видимо, быть богатым тоже придется учиться. А чему в жизни научился он?

Гордость переполняла Федю при воспоминаниях об учебе за границей. Занятия гипнозом так увлекли, что он даже в летние каникулы не захотел поехать домой, устроился на стажировку санитаром в психиатрическую лечебницу. Разрешение от университета он получил только на неклиническую практику, которая включала в себя наблюдения и консультации.

К его великой радости, ему пришлось оказаться свидетелем уникального зрелища – ввода в транс беснующихся пациентов одним из лучших психиатров страны. Федя, затаив дыхание, следил за профессором, который на глазах у присутствующих творил настоящие чудеса: пациенты под пристальным взглядом доктора вдруг прекращали вырываться из цепких рук здоровяков-санитаров, расслаблялись и обмякали, превращаясь в безропотных животных, готовых выполнить любой приказ своего хозяина.

Вот о чем мечтал Федя: потеря воли гипнотизируемого, осознание им собственной ничтожности перед гипнотизером, рабское и беспрекословное подчинение любому его мысленному внушению…

Его мысли прервал тихий скрип ступенек лестницы: кто-то осторожно поднимался на чердак. Федя затаил дыхание и выглянул из-за трубы. Дверца чердака отворилась и появилась голова матери, внимательно и воровато оглядывающей помещение. Федя прижался к трубе, чтобы она его не заметила. Душа ликовала от радости: свершилось – мама ищет его, чтобы приласкать, успокоить, рассказать, как сильно его любит и как скучала все это время!

Сердце бешено колотилось, Федя еле сдерживал дыхание. Почему она не зовет его, ведь он сразу бы откликнулся? Федя выглянул из укрытия, намереваясь показаться матери, но его испугало выражение ее лица, суровое, даже злобное, и он решил не торопить события. Услышал, как лязгнули металлические запоры старого сундука, скрипнули петли открываемой крышки. Что она ищет среди старых учебников и его школьных тетрадок?

Он осторожно высунул голову из-за трубы и увидел мать сидящей в садовом кресле возле слухового окна. Она развязывала черную ленту на незнакомой ему стопке тетрадей. Достав нужную, тут же склонилась над ней.

Федя замер: неужели мать пишет дневник?! Догадка окутала его сердце новой волной любви. Надо же было отцу довести ее до такого состояния, что она, страшась не только с подругами, но даже с сыном обсудить мучающие проблемы, решилась доверить свои тайны бумаге.

Еле дождавшись, когда мать уйдет, он выбрался из укрытия, полез в сундук и дрожащими от нетерпения руками достал заветную стопку. Сел в кресло, еще хранящее тепло материнского тела, положил добычу на колени и замер в нерешительности. Закрыл глаза: читать или не читать? Долго не мог собраться с духом, борясь с желанием узнать все ее сокровенные мысли, но опасаясь копаться в тайниках материнской души и считая это низостью и подлостью.