Надежда Черкасова - Поцелуй меня крепче [litres]

Алексей поднялся и пошел со двора.

– А ты у нас, конечно, прямо весь такой непорочный, аж святостью исходишь, да? – закричала ему в спину Мила, из которой просто перли наружу неуемное ехидство и желчность. – То-то я смотрю, у тебя как будто нимб над головой.

На крик из дома выбежала запыхавшаяся старушка.

– Все воюешь, не уймешься никак! – всплеснула она руками. – Нет-нет, пора, пора идти к озеру, иначе ты нас с Алешенькой обоих в могилу загонишь. Это ж надо такому чудищу уродиться!

Мила понуро сидела на завалинке, опустошенная и недовольная собой. Она только что выпустила наружу всю свою злобную ненависть и обиду на судьбу, так жестоко поиздевавшуюся и посмеявшуюся над ней. И весь этот сонм отрицательных энергий и эмоций она направила на совершенно неповинного в ее жизненных перипетиях человека.

– Бабушка, ну почему все так плохо? – пожаловалась она старушке. – Хочется на край света убежать от такой своей жизни.

– Гляньте на нее, что удумала-то! – рассердилась старушка. – Опять бежать собралась? Так вот знай: убегать от судьбы бесполезно, от нее не убежишь. Судьба – это твоя сущность, твой характер. И если ты свой непутевый характер не начнешь менять – из ловушки тебе не выбраться.

– Вот спасибо тебе! Вот успокоила! Оказывается, я – мышь, попавшая в мышеловку. А может, ты мне еще поведаешь, кто меня заманил в эту самую ловушку?

– Будет тебе ребячиться-то! Ты и сама прекрасно знаешь: сама себя постоянно в угол загоняешь, а потом виновных ищешь. Ну чего тебе все неймется-то, а? Такой человек хороший тебе в жизни повстречался, а ты нос от него воротишь: то тебе не эдак, это тебе не так. Ох и накажет тебя за это жизнь!

– Так ты считаешь, что она меня мало наказала?! – Мила закрыла лицо ладонями и разрыдалась.

Старушка подошла к ней и принялась гладить по голове.

– Ты прости меня, глупую старуху. Это я от страха за тебя наговорила лишнего. Ты у меня умница. Ты у меня красавица. И ты непременно будешь счастлива. Да ты уже сейчас счастлива, но еще не осознаешь этого. Ты счастлива уже потому, что живешь на этом прекрасном белом свете и можешь любить. А это самое главное. Не надо так плакать. Не надо так переживать, – ласково говорила она. – Все обойдется, все наладится. Руки-ноги целы, голова на плечах, хоть и пустая. Но и это можно поправить. Вот отведу тебя к Святому озеру, смоет оно с тебя всякую хворь, боль, обиду на жизнь, и тебе сразу полегчает. Снова и жить захочется, и любить. Завтра же по утречку и отправимся.

– Делай что хочешь, – произнесла слабым голосом Мила. – Хуже того, что есть, уже просто быть не может.

– Да нет, милая, может. Еще как может! Но тебе этого лучше не знать. Сходим к озеру, прогуляемся, на тайгу посмотрим да себя покажем.

– Это кому – зверям и птицам? – нашла силы усмехнуться Мила.

– И зверям, и птицам, и природе-матушке, и всей Вселенной, и Господу Богу нашему. Чтобы Он знал, что мы живы и от чистого сердца радуемся Его творениям: и солнышку, и травке, и вековым соснам, и всему белому свету. Чтобы Бог посмотрел на нас и понял, что мы довольны тем миром, который Он создал, что мы любим этот мир. Но более всего – мы любим Самого Господа Бога, любим больше всего на свете! Любим всем своим сердцем, всею душою своею и всеми помышлениями. Что мы не ропщем, а принимаем все как посланное Им, как данность за наше несовершенство. И осознаем, что все, что Бог ни делает, – к лучшему. И что на все – святая воля Его. – Старушка перекрестилась. – Господи, прости нас грешных и помилуй!

«Она разговаривает со мной, как с сумасшедшей», – думала Мила, но прерывать старушку не собиралась, так как то, о чем та говорила, было не только непривычно и необычно, но, как ни странно, нравилось ей. Кто знает, может, это как раз то, чего всегда не хватало в ее слишком кипучей и бурной жизни? Что ж, поживем – увидим.

Старушка тем временем принялась готовиться к походу. Она собирала инвентарь для работы с пчелами, а Мила помогала складывать его в корзину: дымарь, панамы с сетками для защиты от пчел и всякой летучей и весьма приставучей нечисти, берестяные туески для меда, гусиное крыло для выметания пчел из дупел деревьев, нож для выемки сотов. В две другие корзинки, поменьше, предназначенные для малины, Мила сложила вареные яйца, немного козьего сыра и краюшку хлеба, а также небольшую пластиковую бутылку с родниковой водой – всего этого, как утверждала старушка, должно хватить на один привал, чтобы подкрепиться.

Спать легли засветло, так как к Святому озеру путь не близок, а им еще возвращаться назад.

С первыми лучами солнца старушка разбудила Милу, крепко спящую и надеющуюся во сне на чудо, которое вернет ее наутро обратно в привычный, но теперь уже такой далекий и недосягаемый мир большого города, уличной толчеи, светских приемов, а также ночных вечеринок и разбитных тусовок. Поняв всю тщетность надежд на скорое возвращение, Мила благоразумно решила пока плыть по течению, следуя советам Алеши, а потому ей и в голову не пришло заламывать руки, устраивая уже и самой надоевшие до чертиков истерики.

Она безропотно поднялась с кровати, надела приготовленную старушкой одежду: футболку с длинными рукавами и джинсы, заправила штанины в резиновые сапоги. На голову повязала платок: раз надо – значит, надо. Может, эта покорность ей зачтется?

Перед выходом подкрепились кашей и козьим молоком.

– Мы разве ружье с собой не берем? – вдруг спросила Мила.

– Нет, не берем. У нас и так ноша будет тяжелая.

– А как же медведь?

– Да никак. У нас посильнее защита будет – Алтай на улице вон уже дожидается. А еще молитвы от блуда по лесу, от укуса змей, от нападения зверья всякого у меня с собой.

– Ты думаешь, они помогут? – засомневалась Мила.

– А ты верь – они и помогут. Давай на дорожку присядем.

Они посидели с минуту. Затем старушка помолилась перед старинными образами в окладах, стоящими высоко на угловой полке, и они поспешили из дома, прихватив корзины.

Мила вышла на крыльцо и замерла в восхищении. Навстречу ей поднялся во весь свой могучий рост огромный крепкий и широкогрудый пес, больше похожий на медведя.

– Это и есть Алтай, – сказала старушка, с любовью глядя на пса. – Кавказская овчарка. А еще эту породу называют «кавказский волкодав».

Мила постояла нерешительно с секунду и пошла к Алтаю, понимая, что, если он не загрыз ее при первой встрече, не тронет и теперь. Приблизившись, потрепала густую шерсть, погладила по голове, заглядывая боязливо в глаза.

– Алтай, какой же ты красавец! Какой же ты роскошный и сильный, – приговаривала она, видя, что ее ласки нравятся псу. – Защищать нас будешь, да?