Марк Фурман - Мораторий на крови

Уже в свой первый приезд Фальковский убедился, что Израиль — это военизированная страна, постоянно находящаяся в обороне. Повсюду много солдат, почти все вооружены, не исключая и девушек в армейской форме. Оружие молодые люди носят с собой везде — на улице, в автобусах, поездах, общественных местах, включая кинотеатры и бары. По пятницам солдат на субботний день, согласно еврейской традиции, отпускают домой. Естественно, тех, кто свободен от службы и караульных нарядов. В разговоре с ним парень из России прямо заявил, что одним из лучших автоматов в мире является «калашников», но им вооружены только десантные части. У него лично — бельгийский, в армии много и американских стволов.

Когда Анатолий находился в гостях у видного журналиста из Иерусалима Якова Сусланда (кстати, в свое время бывшего, как советский диссидент, узником Тригорского централа), за окном послышались душераздирающие сирены «Скорой». Они выбежали на балкон, с высоты хорошо было видно, как внизу, в километре от них, приостановлено движение на мосту. Сияет яркое израильское солнце, но на душе тревожно, звуки сирен не прекращаются, безусловно, что-то случилось.

Яков включает телевизор, на экране возникает место происшествия. На переднем плане большой автобус с разбитыми стеклами, из которого выносят раненых и укладывают на носилки. Час спустя становятся известны и подробности теракта. Молодой араб, вооруженный автоматом (не исключается, что нападавших было двое), дождавшись, пока автобус остановился у светофора, расстрелял по нему всю обойму. Едва он отбросил ненужный автомат, как его застрелил подоспевший израильский солдат. В итоге трое убиты, до двух десятков тяжело раненных и около двадцати пострадавших, среди которых много детей. Оказалось, в автобусе находились ребята, направлявшиеся в школу.

С утра следующего дня вместе с Яковом и его товарищем Александром Бенем Анатолий совершил необычную экскурсию по Иерусалиму. Минуя исторические и святые места, они поехали в районы, где совершались теракты. Вот перекресток, где накануне был расстрелян автобус. Сейчас там относительно спокойно, по обе стороны дороги стоят джипы с солдатами, на парапете моста каплями крови алеют свежие цветы.

— Это особенный перекресток, — комментирует Бень. — Вчера здесь произошел пятый по счету теракт, его называют кровавым. Взрывы автомашин, стрельба снайперов. Дело в том, что сверху, буквально над ним, нависают арабские поселения, откуда ведется огонь. Теперь поедем в микрорайон Гило, одно из опасных мест в Иерусалиме.

Машина петляет по узким улочкам, поднимается в гору. И вот уже перед ними Гило — несколько кварталов белоснежных, утопающих в зелени зданий. В отличие от других мест здесь тихо и безлюдно, почти не видно прохожих.

— В одном из этих домов, — продолжает Александр, — живет мой приятель. В его квартиру уже три раза залетали пули. К счастью, без последствий. Пять лет назад он купил ее за 250 тысяч долларов, сейчас за нее и 100 тысяч едва ли дадут. По этому району террористы ведут огонь из деревни Бет-Джалла, что на горе напротив. Там всегда жили дружившие с нами арабы-христиане. Боевики приходят туда, наскоро стреляют и скрываются, а мы вынуждены вводить в Бет-Джаллу войска. Так террористы, провоцируя ответные действия, хотят поссорить нас с христианским миром. Была даже нота папы римского на этот счет. Но пока, кроме силовых методов, иного выхода нет.

— Любопытна экономическая сторона теракта и ответных акций, — рассуждает Сусланд. — На уничтожение террориста средней руки мы тратим одну или пару ракет стоимостью в десятки тысяч долларов. А «палестинцам» для коварного убийства легендарного героя Израиля министра Рехавама Зееви (народ его называл Ганди) понадобилось всего три пули ценой в несколько шекелей.

— Что скрывать, — высказал свое мнение Анатолий. — Америка и Западный мир рассматривают нашу на Северном Кавказе и вашу борьбу с террором как неправое дело России и Израиля. Только атака исламистов на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке, когда в подземный гараж они загнали грузовик со взрывчаткой, открыла глаза американскому народу и его политикам. Но и после этого они мыслят двойными стандартами: террор против США — это действительно настоящий террор, а направленный на русских и евреев в их странах, — это справедливая освободительная борьба арабов и всего мусульманского мира.

А потом они подъехали к Стене Плача, страстной каменной молитвой устремленной к небу. Ощущая под ногами жар мостовой, Анатолий положил ладони на холодные, как лед, тысячелетние камни. Только что в щель между ними вложены две записки о его сокровенных желаниях. На одной просьба о здоровье для всей их семьи, на другой — мольба о расстреле маньяка-убийцы Милославского. Вновь, в который раз, перед ним возникло видение дочери. Улыбчивое лицо, широко открытые глаза под милой каштановой челкой. Анна словно ободряла отца. Фальковский знал, что желание, мечта или просьба, обретя некую ауру и магическую силу в центре Вселенной, возможно, и сбудутся.

Ему вспомнилось мудрое латинское изречение «placeat diis’» — «если будет угодно богам». Без веры жить нельзя. «Люди верят Великим, но хотели бы иметь от них и какие-то гарантии», — подумалось Анатолию…

Следующим днем он улетал из Израиля. Накрапывал мелкий стеснительный дождик, первый за все минувшее лето. Ну, а о том, как его по-крупному досматривали в аэропорту имени Бен-Гуриона, Фальковский в своем дневнике уже написал.

Пока дежурный надзиратель возился с замком, отстегивая закрепленные нары, Дамзаев в прострации прислонился к противоположной стене. Пошел третий день, как из камеры увели Милославского. Теперь Дамзаев осознал, что им было относительно сносно вдвоем. За разговорами время текло быстрее, каждый прошедший день не казался бесконечно длинным.

Наконец надзиратель отомкнул замок, грубо сколоченные нары с грохотом упали вниз. Террорист в изнеможении свалился на жесткие доски, свернув вдвое, подложил под голову свалявшуюся подушку. «И куда делся Георгий? — бился в голове вопрос. — Если его подвели под вышку, то по поведению охраны я мог об этом догадаться… Хоть бы подсадили кого в камеру, — размечтался Дамзаев. — С любым можно ужиться, перекинуться парой слов, о чем-то поговорить перед сном…» Неизвестность угнетала его не меньше, чем ожидание расстрела.

Дамзаев вспомнил, как в горах, в пещере Чатырмакского ущелья, готовили террористов-смертников. Всего в их группе было четырнадцать человек. Они рассаживались на холодном земляном полу, со скрещенными по-мусульмански ногами, на расстоянии нескольких метров друг от друга. Напротив боевиков стояли на возвышении три барабана — малый, средний, большой. После молитвы во имя Аллаха начиналась сама тренировка.