Борис Старлинг - Видимость

Путешествие было трудным, в нем участвовали три отдельных поезда, но один его пересек. На набережной Герберт наблюдал, как мужчина стоит у края, когда приближается поезд, и знал, что этот человек задавался вопросом, как сильно его будет не хватать, если он просто сойдет с платформы на мгновение раньше серебряной морды прибывающего паровоза и позволит мрачным законам физики сделают все остальное.

У матери Герберта был длинный список того, что она ненавидела, и самоубийства были на первом месте. По ее словам, нельзя убить себя, потому что жизнь чужая. Один был хозяином своей жизни и тела, но их нельзя было уничтожить. По ее словам, только слабаки совершают самоубийства, и в ее глазах нет большего проклятия, чем быть слабаком.

Они с Гербертом много раз обсуждали вопрос о самоубийствах и в конце концов просто согласились не соглашаться.

На Лондонском мосту Герберт боролся с приливом, инстинктивно глядел налево и направо вдоль трамвайных путей, переходя дорогу, хотя последний трамвай Лондона был списан пять месяцев назад, и шел по лабиринтной тропе через коридоры больницы, пока не нашел своего мамина палата.

Мэри была достаточно измучена возрастом и болезнями, и никакое количество макияжа не было по-настоящему эффективным, хотя Бог знал, что она попробовала. Губная помада плотно закреплена, тональный крем и тушь просто так, волосы идеально причесаны. Глаза Герберта по-прежнему приковывали то, как ее полупрозрачная кожа свисала с костей, и пятна печени, усеивавшие ее шею.

Он встал и несколько секунд смотрел на Мэри, прежде чем она заметила его.

«Герберт! Я тебя там не видел. Она взглянула на часы, свободно свисавшие с тонкой веточки запястья. «В какое время вы это называете?»

"Я опаздываю. Сожалею. Вчера ночью в Длинной воде утонул мужчина.

Мэри предостерегающе подняла руку. «Стой, Герберт. Ты всегда пытаешься сказать мне, что ты задумал, когда ты прекрасно знаешь, я ненавижу слышать обо всех этих болтовнях. Насколько я понимаю, чем раньше ты найдешь новую работу, тем лучше. Если тебе больше никогда не придется иметь дело с другим мертвым телом, это будет слишком рано.

«Я детектив по расследованию убийств, мама. Трупы в значительной степени идут вместе с работой ».

"Довольно! Убийства означают убийц, а убийцы опасны. Однажды мертвым телом будешь ты, не дай бог, а где я тогда останусь? Но ты никогда не думаешь об этом, не так ли? Ах, хватит об этом. Поцелуй свою старую мать.

Она слишком долго цеплялась за него, чтобы успокоиться, а затем оттолкнула его с неожиданной резкостью.

"Печаль во благо!" она сказала. «От вас пахнет так, как будто вы весь день пробыли в угольной шахте».

- Полагаю, это туман.

«Ха! Еще больше мусора, чтобы разрушить мои бедные старые легкие.

В палате было еще четыре койки, все в настоящее время пустые, но явно используемые; их простыни были смяты, журналы взлетали на подушки, как следы от прилива. Мэри была в ночной рубашке и халате, сидела за столиком рядом с ее кроватью. На столе были сложены три подушки, и она наклонилась к ним, чтобы они поддерживали ее грудь. Ее предплечья лежали на бедрах.

«Они заставляют меня делать какое-то дурацкое дыхательное упражнение», - объяснила она. «Полная трата времени».

Хрип в ее горле, когда она вдыхала, рассказывал другую историю, как и никотиновые лагуны охры на кончиках ее пальцев. Для Мэри астма и бронхит объединились, сдавив дыхательные пути и наполнив легкие, как если бы они были унитазами. Продвинутые случаи делятся на две категории: голубые пуховики с избыточным весом и розовые пуховики с недостаточным весом. Мэри определенно была одной из последних.

«Знаете, если бы вы не курили, это поможет, - сказал Герберт. Он подумал, что если кто-то курит, когда болен грудной болезнью, он либо сумасшедший, либо устал от жизни; и его мать не злилась.

Глаза Мэри вызывающе горели. «Фигня! Курение полезно для меня. Это меня расслабляет, поэтому у меня меньше шансов получить приступ паники. Приступы тревоги смертельны, если у тебя есть то, что есть у меня. Не так ли? Герберт?

Герберту понадобилось мгновение или две, чтобы понять, что она разговаривает с ним. Его внимание было далеко, переключая различные перестановки Стенснесса, де Вер Грина и Казанцева.

«Совершенно верно», - сказал он.

"Вот так. Абсолютно."

Вошла медсестра. Ей было за сорок, рост был пять футов в кубе, с красным лицом под рыжими волосами, местами переходящими в седые.

«Это мой сын Герберт, - сказала Мэри.

«Приятно познакомиться», - сказала медсестра. У нее был ирландский акцент. «Я Анджела».

«Вы знаете, он детектив Скотланд-Ярда, - добавила Мэри. «Очень важная работа, но ужасные часы. Он редко бывает в гостях и никого не приводит. Как он сможет встретить красивую девушку, если он работает все часы, которые посылает Бог? "

«Я здесь, - сказал Герберт.

«Похоже, у вас интересная работа», - сказала Анджела.

Герберт открыл было рот, чтобы ответить, но Мэри была там первой. «Не трать время на расспросы, Анджела. Ему никогда не разрешают рассказывать о своих делах. Очень тихо. Совершенно секретно. Теперь этот буфер обмена выглядит зловещим ».

Анжела показала блокнот в общем направлении Мэри. «Еда, которой Мэри Смит следует избегать», - прочитала она. «Молочные продукты, свинина, колбасы, ветчина, бекон, помидоры, солодовый уксус, красное вино, белый сахар, шоколад и поваренная соль».

"Какие?" - крикнула Мэри, разрываясь между искренним ужасом от этого рецепта и радостью от перспективы добродушной торговли по поводу компромисса. «Ты пытаешься заморить меня голодом или утомить меня там? Было ли создано Национальное здравоохранение для этого? »

«Пять небольших приемов пищи в день, а не три больших. Так вы избежите этого ужасного ощущения газообразования. Вздутие живота давит на диафрагму, сжимая пространство, доступное для легких, и усиливая одышку ».

«Если вы собираетесь насадить меня на такую ​​кроличью еду, вы можете хотя бы дать мне отдельную комнату». Как и все хулиганы, подумал Герберт, Мэри толкалась вперед, когда движение было слабым, и отступала, когда столкнулась с серьезным сопротивлением.

Анджела повернулась к Герберту. «Все они так говорят, когда приезжают. Дайте ей день или два, и она подружится со всеми здесь.

"Мусор!" крикнула Мэри.

«Сорок восемь часов до того, как ты будешь играть в бридж, или моя старая мама - голландец».

"Никогда!"

Герберт увидел удовольствие от этой схватки на их лицах и на мгновение почувствовал постыдную зависть. Эта медсестра знала Мэри менее тридцати шести часов, и они уже установили шутливые, небрежные отношения, которым он никогда не мог надеяться подражать.