Борис Старлинг - Видимость

Это было похоже на 1984 год, размышлял Герберт, когда Остазия, Евразия и Океания всегда были в состоянии войны, двое против одного, но альянсы всегда менялись, а прошлое всегда переписывалось. Истории не существовало.

И если это так, подумал Герберт, то за что, черт возьми, он и миллионы других сражались на войне?

Он вспомнил, что сказал Ханне в первую ночь, когда встретил ее; что если он когда-либо сомневался в справедливости дела против нацизма, то, взглянув на Бельзена, он больше не сомневался.

И теперь эта борьба ничего не значила, потому что всем нужны были ученые, независимо от того, откуда они пришли и что они сделали.

Герберта не совсем удивило то, что правительства по-прежнему ставили целесообразность выше идеологии, но он был рад обнаружить, что у нее все еще есть сила, чтобы возмутить его.

Он снова обратил внимание на Фишера.

Люди протестовали? Конечно. Но что толку от этого? Публика устала от рассказов о зверствах. Это было давно, и они хотели забыть о таких ужасных событиях.

Или, скорее, подумал Герберт, общественность считала то, что было совершено, настолько ужасно, что на земле не было подходящего наказания; поэтому, когда был нарушен закон и извращено правосудие, они просто пожали плечами и сказали: ну ладно, вы так сказали.

Герберт не стал добавлять всадника: война Америки велась в первую очередь в Тихом океане, и поэтому действия нацистов меньше, по крайней мере на эмоциональном уровне, у них откликнулись, чем у европейцев.

Но, конечно, спросил Герберт, неужели ученые, проверенные США, чтобы доказать, что они не испорчены, также должны были пройти проверку в Германии, чтобы доказать свою лояльность Гитлеру?

Конечно, сказал Фишер.

Тогда все это было фарсом.

Конечно. Фишер назвал это Persilschein. Поддельные сертификаты могут смыть даже самые коричневые пятна.

Герберт невольно рассмеялся.

Герберт отвел Фишера обратно в посольство, снова пройдя долгий путь по основным магистралям - Шафтсбери-авеню, Риджент-стрит, Оксфорд-стрит - вместо того, чтобы рисковать заблудиться на закоулках.

Папворт выглядел облегченным, когда получил назад свой заряд. Герберт воображал, что потеря Фишера перед столичной полицией хотя бы на одну ночь, вероятно, не принесла бы много пользы карьерным перспективам этого сотрудника ЦРУ.

Герберт задумался, как много Папворт знает о Фишере и операции «Скрепка».

Наверное, большинство, если не все. Папуорт казался из тех людей, которые стремятся уравнять количество пирогов и пальцев.

"Где ванная?" - спросил Герберт.

- Сначала по коридору, - сказал Папворт. Герберт уже сделал шаг, когда осознал свою ошибку.

"Сожалею; Я имел в виду ванную. Как в английском определении. С ванной. И кольцо доктора Фишера.

Папворт засмеялся. «Два народа разделены общим языком, а? Вверх по лестнице. Я покажу тебе."

Он шел впереди, Герберт следовал за ним, Фишер замыкал.

Кольцо было сбоку от ванны. Он был серебряным, с гравировкой в виде тонких завитков и идеально подходил к мизинцу Фишера.

Y

8 декабря 1952 г.

ПОНЕДЕЛЬНИК

Вы это слышите? - прошептала Ханна.

Герберт так крепко спал, что Ханне пришлось дважды повторить, тряся его из стороны в сторону, прежде чем он понял, что ее голос не был частью его сна.

"Что слышишь?" - сказал он, пытаясь проснуться.

"Что." Она остановилась. "Там."

«Я ничего не слышу».

«Шаги».

«Вы это представляете».

«Я знаю каждый звук в этом здании, Герберт. Я знаю шум водопровода, открывающиеся окна, людей внизу, все. И это не тот звук, который должен быть здесь ».

"Откуда вы знаете?"

«Они шаги. Лестница деревянная. Шаги тихие. Означает, что кто-то ходит осторожно ».

Теперь Герберт понял. «Это означает, что они не хотят, чтобы их слышали».

Он встал с кровати, потер глаза и вышел из спальни. Выключатель света в гостиной находился у входной двери; он включит его и исследует.

Он так и не попал туда.

Быстрый, умелый щелчок замков снаружи, и дверь открылась.

В плохо затемненной квартире - тускло-оранжевое сияние угасающего огня давало проблески окружающего света - из тени вырисовывался человек.

Он нырнул на Герберта.

Это было похоже на схватку в регби: плечо врезалось в живот Герберта, голова плотно прижалась к бедру Герберта, а руки обвились вокруг его бедер сзади. Герберт тяжело рухнул на спину, удар пронзил его спину жалами.

"Герберт?" - крикнула Ханна. "Что случилось?"

"Где вещи Стенснесса?" - прошептал мужчина.

Его голос был слишком низким, чтобы Герберт мог определить - это был Папворт, это был Казанцев, был ли это Фишер? был в балаклаве.

«Понятия не имею, - сказал Герберт более спокойно, чем он чувствовал.

Удар появился из ниоткуда - по крайней мере, из темноты, что означало более или менее то же самое.

Не имея времени предвидеть, подготовиться, вздрогнуть или попытаться уклониться от удара, Герберт остался только с вспышкой света за глазами и, через секунду, волной боли, исходящей от переносицы.

"Герберт!" На этот раз голос Ханны был громче, настойчивее.

Герберт слышал, как она встала с постели; и мужчина тоже.

Он снова ударил Герберта, больше, чем что-либо еще, чтобы заставить его замолчать; затем он с трудом поднялся на ноги и побежал к камину - слишком быстро, чтобы Герберт мог определить, была ли его походка узнаваемой.

Огненные инструменты Ханны были разложены аккуратными рядами, чтобы ей было легче их найти: кочерга, лопата и пара мехов.

Мужчина взял кочергу, обернулся и увидел, что Ханна вслепую продвигается к нему через комнату, ее крики резко перемежаются праведным негодованием человека, пострадавшего от нарушений.

Герберт видел, что должно было случиться, и уже кричал, но безрезультатно.

Злоумышленник развернул кочергу по широкой дуге далеко за его плечами, чтобы максимизировать скорость, а затем устремился по воздуху.

Ханна, должно быть, почувствовала ветер, когда кочерга приближалась к ней, потому что она попыталась отвернуться в последнюю минуту, но слишком поздно.

Кочерга подошла к концу своего значительного и быстрого путешествия, практически мертвой точки на ее лбу. Она рухнула, как будто кто-то перерезал ей струны.

Мужчина не дождался, когда она упадет на землю. Он снова повернулся к Герберту.

"Куда?" - прошипел он, снова слишком тихо, чтобы Герберт узнал его голос.

Герберт покачал головой.

Кто-то другой на его месте в этот момент мог просто капитулировать, но Герберт зашел слишком далеко, чтобы уступить, даже рискуя еще больше разжечь ярость, пульсирующую из-за балаклавы.

Злоумышленник схватился за кочергу и положил конец в кучу угля, все еще мягко горящего в камине.

Он оставил его там на несколько мгновений, покручивая из стороны в сторону, как будто участвуя в сложном процессе выдувания стекла.