Стивен Бут - Чёрный пёс

— Старший инспектор считает, что попробовать все равно стоит. Да и Милнера не сравнишь с Дикинсоном. Думаю, что сейчас мистер Тэйлби уже «колет» его в управлении.

Какое-то время Купер молчал, стараясь лечь так, чтобы ослабить боль в груди.

— Эндрю Милнер врет совсем по другой причине, — заявил он вдруг.

— Но ведь ты же сам сказал, что все совпадает!

— Конечно, совпадает. Совпадает с фактами. Но он не мог убить Лауру Вернон.

— Это еще почему?

— Просто потому, что не мог, — пожал плечами Бен.

— А ты знаешь, что ты псих? Всего на шаг от психушки, — сообщила ему Диана.

После этого они какое-то время хранили молчание. Их окружали звуки леса. Небольшая стайка галок сделала круг над соседним утесом. Их резкие, металлические крики заглушали все другие звуки, доносившиеся из долины, пока птицы постепенно не вернулись в свои гнезда.

Текли минуты, но ничего не происходило. Трое пожилых джентльменов все еще стояли возле припаркованного перед зданием фермы пикапа. Еще через полчаса солнце должно было окончательно скрыться за горами. Фрай вернула Куперу бинокль, а потом повернулась на бок и выудила из кармана куртки пакетик с разноцветными леденцами.

— Где-то я читала, что всегда надо брать с собой съестное, когда идешь в холмы. Для пополнения энергии, — сказала она.

Купер взял леденец и стал в задумчивости сосать его. Он смотрел на коллегу со слегка озадаченным выражением лица. Фрай как будто почувствовала на себе его взгляд и отвернулась, притворившись, что рассматривает что-то в лесу. Над долиной, оставляя за собой слабый след, пролетел в направлении Манчестера реактивный самолет.

— Диана… — осторожно начал Бен.

— Что?

— А что случилось с твоей семьей?

Фрай продолжала смотреть прямо перед собой. Ее челюсти сжались, а сухожилия на шее напряглись. Больше она никак не показала, что услышала его вопрос.

Купер изучал ее профиль, пытаясь настроиться с нею на одну волну, чтобы понять, как она себя ощущает. Но лицо женщины оставалось все таким же каменным и невыразительным, а глаза ее были устремлены на что-то, что могло прятаться глубоко в лесу или даже за ним.

Черный дрозд зашуршал под деревом сухими листьями, посвистывая и беседуя с самим собой. Где-то ниже по склону запуталась в ржавой проволоке куропатка. Послышался шум машины, которая ехала из Мюрея в направлении Идендейла.

— Если не хочешь, можешь не говорить, — мягко произнес Купер.

Диана повернула к нему голову. Ее губы сжались в узкую линию, но глаза оторвались от видимого только ей горизонта и встретились с его взглядом.

— Иногда я просто не могу понять тебя, Бен, — сказала она.

— Что же во мне такого загадочного?

— Почему вдруг ты решил, что сейчас самое время обсудить мою частную жизнь?

— Думал, что тебе захочется поговорить, пока мы ждем.

— А ты не сильно удивишься, если я скажу тебе, что больше всего на свете мне сейчас хочется заехать тебе по носу?

— На твоем месте я не стал бы этого делать. Крик боли выдаст наше местоположение.

— Как скажешь.

Еще пять минут они пролежали неподвижно. Скворец продолжал свой монолог среди листьев росших у подножия холма деревьев. Ветки одного дерева качались под тяжестью прыгающей по ним белки. Откуда ни возьмись появилась большая ночная бабочка — она хлопала крыльями перед глазами Дианы, пока та ее не прогнала. С Целины взлетела крупная неясыть.

Наконец девушка глубоко вздохнула.

— Органы опеки забрали меня из дома, когда мне было девять лет. Они объяснили, что родители развращают мою старшую сестру, которой тогда было одиннадцать. Причем и мать, и отец. После этого мы жили в приемных семьях, переезжая с места на место. Их было так много, что я совсем их не помню. Прошли годы, прежде чем я поняла, что мы нигде не задерживались надолго из-за моей сестрицы. Куда бы мы ни приезжали, от нее были одни только неприятности. Ее никто не мог обуздать. Но я на нее молилась и наотрез отказывалась с нею расстаться.

— А ты сама? — спросил Бен.

— Что — я сама? Хочешь узнать, развращали ли меня? Я не помню.

— Это…

— Сказала же, я не помню!

Скворец улетел в подлесок, на лету подавая сигнал об опасности. Белка застыла на ветке дуба, напрягшись всем телом и настороженно склонив голову.

Купер и Фрай автоматически пригнули головы и сильнее прижались к земле. Постепенно покой в лесу восстановился. Белка расслабилась и продолжила свой путь.

— Так что же произошло с твоими родителями? — снова вернулся к разговору Бен.

— Ради всего святого! Да откуда я знаю? Самое главное, я и не хочу знать. Понятно?

— А c сестрой?

Диана заколебалась. Когда она заговорила вновь, ее голос потерял свою былую твердость, а глаза опять стали смотреть в темноту, на что-то, что было видно только ей одной.

— Я не видела ее с того момента, как ей исполнилось шестнадцать. Она просто исчезла из одной из наших приемных семей и больше никогда не появлялась.

Ее голос затих, и Купер решил, что рассказ закончен. Но потом он услышал шепот, полный злобы и невысказанной боли:

— Конечно, она уже тогда сидела на героине.

Над их головами медленно пролетела стая выстроившихся клином гусей. Они хрипло перекликались друг с другом, демонстрируя свое присутствие в небе и сливаясь в единое целое, словно бы в одно живое существо, которое передвигалось как хорошо отлаженный живой механизм. Внизу, в долине еще продолжал работать одинокий комбайн. У него были включены фары, а шум и клацанье его лезвий, срезающих ячмень, далеко разносились по округе. Положение комбайна можно было определить по облаку пыли, сквозь которое в наступающих сумерках поблескивали его фары.

Фрай мечтала о том, чтобы ее воспоминания улетели вместе с гусями или чтобы они были измельчены лезвиями комбайна и исчезли в облаке пыли. Но кошмары вечно росли и колосились в ее сознании, а время их сбора все никак не наступало.

— Диана… — опять подал голос Купер.

— Ну что еще?

— Мне кажется, что это ты притащила меня к себе домой прошлой ночью.

— Кто же еще?

— Тогда… спасибо тебе.

— Не стоит благодарности. Но не надейся, что это войдет у меня в привычку. Уверяю тебя, что это была не самая веселая ночь в моей жизни.

— Понимаю.

Бен дососал леденец и протер линзы бинокля рукавом куртки.

— Хочу еще кое о чем спросить, Диана. Я почти ничего не помню о вчерашней ночи, — признался он. — Но что-то в голове у меня все-таки крутится. И вот об этом я и хочу тебя спросить. Никак не могу выбросить этого из головы.

Фрай превратилась в ледяную скульптуру, а руки и ноги у нее свело как от множественной судороги. Внутренности превратились в болезненный комок, и она отвернулась, моля Бога о том, чтобы Бен не увидел, как она покраснела. Как можно было надеяться на то, что он не запомнит этот невероятно неловкий момент? Она не представляла, что скажет ему. В голове ее воцарилась абсолютная пустота.