Наталия Антонова - Тень другой женщины [litres]

– А тебе не кажется, что Кочеткова могла Сафронковой рекомендовать «Шамаханскую царицу» с тайным умыслом?

– То есть ты думаешь, что она подстерегла момент, когда Софья останется одна, и отомстила ей?

Мирослава кивнула.

– Нет, – Наполеонов покачал головой, – у Кочетковой алиби.

– Она могла посчитаться с Софьей чужими руками?

– Киллера, что ли, нанять? Так это рискованно.

– Шура! Ты даже представить себе не можешь, на что может быть способна обиженная женщина.

– А я вот тоже не могу понять одной вещи, – неожиданно заговорил Морис.

– Какой же? – И Мирослава, и Шура перевели взгляды на Миндаугаса.

И он продолжил свою мысль:

– Почему женщины не вымещают свой гнев на мужчине, который им изменил, а набрасываются друг на друга?

Наполеонов расхохотался:

– Лично тебе в этом вопросе крупно повезло!

– То есть? – не понял Морис.

– Если ты гульнёшь от Славки, она и пальцем не тронет твою пассию, зато тебе открутит все органы, что ей под руку попадутся.

– Я не собираюсь ни от кого гулять, – нахмурился Морис. А Мирослава показала Шуре кулак, чем ещё больше его развеселила.

– Ладно, – сказал следователь, – давайте лучше поговорим о чём-то хорошем.

– Например?

– О прекрасных девушках. – Шура скромно потупил взгляд.

– Наполеонов! Ты что, наконец-то влюбился? – воскликнула Мирослава.

– Почему сразу влюбился…

– Не виляй!

– Я не виляю, просто уточняю, не влюбился, а восхитился и вдохновился!

– А дать более вразумительный ответ ты не можешь?

– Могу. В процессе разработки разных версий я познакомился с Нонной Потаповой, дочерью друзей вдовца. Поначалу я заподозрил, что в их отношениях не всё так чисто и возвышенно, как это пытались мне представить сам Данила Ильич и его близкие. Но потом, разобравшись, понял, что Нонна – чистый ангел. И со стороны Данилы Ильича по отношению к ней нет никаких грязных поползновений. Только отеческая забота. А если бы вы видели, какая у неё бабушка! – Наполеонов зажмурил глаза и увидел тарелку с вкуснейшими пельменями, которыми его угощала Евдокия Ивановна. У него даже кончик носа зашевелился, пытаясь уловить поднимающийся от пельменей аромат.

– Понятно, – сказала Мирослава, – ты влюбился в бабушку Нонны Потаповой и готов предложить ей руку и сердце в обмен на еду, которую она готовит.

– Славка! В тебе нет никакой романтики! – воскликнул Наполеонов и обернулся к Миндаугасу: – Морис, пожалуйста, принеси гитару.

– Ты сочинил новую песню?

– Точно.

Миндаугас сходил за гитарой и протянул её Шуре. И тот, устроившись поудобнее, запел:

После того как растаял последний звук, воцарилась тишина. И лишь минут через пять Мирослава тихо спросила:

– Шура! А ты точно не влюбился в эту Нонну?

– Точно, – ответил он, – так что не переживай, сестрёнка. Кстати, у Нонны есть жених. И вы оба, – он окинул взглядом Волгину и Миндаугаса, – ни за что не догадаетесь, как его имя и фамилия.

– Где уж нам, убогим, – притворно вздохнула Мирослава, и взгляд её стал хитрым, как у лисы Алисы из «Буратино». Но Наполеонов ничего не заметил и проговорил тоном благодетеля:

– Борислав Богданович Труба – любимый человек Нонны, студент филфака.

– Что ж, – сказала Мирослава, – мы рады за Нонну и её Трубу. Но лично мне не даёт покоя одна вещь.

– Какая? – заинтересовался следователь.

– Тебе не кажется, что первая жена Сафронкова и вторая имеют большое внешнее сходство?

– Я тоже обратил на это внимание, – согласился Наполеонов и как бы невзначай спросил: – А где ты видела первую жену Данилы Ильича?

– Неважно, – не поддалась на его уловку Мирослава.

«Ещё как важно», – подумал Наполеонов, но настаивать не стал, ведь всё равно не скажет. Зато для себя сделал отметку, что Мирослава, скорее всего, тоже занялась этим делом.

– Нередко мужчины, так же, впрочем, как и женщины, выбирают жён и мужей одного типа, – заметил Морис.

– С этим можно согласиться, – ответила Мирослава. – Но у меня сложилось такое впечатление, что София в юности была почти такой же, как Софья. Правда, с небольшой поправкой.

– С какой же? – не выдержал Наполеонов.

– София – голубоглазая блондинка от природы, а у Софьи волосы крашеные, а на глазах линзы.

– Угу, – согласился Наполеонов и заметил ехидно: – Как же ты их хорошо рассмотрела.

– По всей видимости, Сафронков попытался войти в одну реку дважды, – грустно проговорил Морис.

– Точно. И остался у разбитого корыта, – отрезал следователь.

– Возможно, на самом деле Сафронков любит свою первую жену, – предположил Морис, – его вторая женитьба – всего лишь неудачная попытка вернуться в юность.

– Так и я о том же, мил человек, – хмыкнул следователь.

– И тем не менее жёны Сафронкова очень разные. Первая элегантная и умная, а вторая – всего лишь охотница за шикарной жизнью.

– Я уверен, что Данила Ильич ещё захочет вернуться к Софии Александровне, но ничего у него не получится, – серьёзно проговорил Наполеонов.

– Почему? – спросил Морис.

– Потому что первая его жена – женщина гордая и не захочет начинать всё сначала с тем, кто её единожды предал.

– Мне кажется, что если по-настоящему любишь человека, то многое ему прощаешь. Разве не так? – спросил Морис.

Его вопрос остался без ответа.

«У Софии уже есть человек, который знает настоящую цену этой женщины», – подумала про себя Мирослава.

Во взгляде Шуры, когда он смотрел на Мориса, было написано: «Святая простота». А переведя взгляд на Мирославу, Наполеонов мысленно вздохнул: «Неужели Славка не понимает, какой клад ей сам в руки плывёт? Девчонки из-за такого парня, как Морис, порвать друг друга готовы! А этой всё хоть бы хны!»

У Эдуарда Иннокентьевича Кобенко невыносимо разболелись зуб и голова одновременно, он не спал всю ночь, то ворочаясь с боку на бок, то вскакивая с постели, бегал по квартире, на кухне полоскал зуб чайной содой, а потом не выдержал и позвонил Кутафьевой.

Она долго не брала телефон, и только спустя минуты три он услышал её сонный голос:

– Эдик?!

– Алина, ты не спишь? – задал он глупый вопрос.

– Уже нет, – ответила она, и он догадался, что Алина зевает. – Два часа ночи!