Ирина Грин - Зыбучие пески судьбы [litres]

Впрочем, долго притворяться не пришлось – вскоре медсестра вернулась и сделала ей укол, после чего Кира погрузилась в такой крепкий сон, что проснулась только к ужину.

Она очень переживала, что не сможет завтра выйти на работу. За всю свою жизнь она не то что не прогуляла – ни разу не опоздала. И пусть причина у нее может считаться уважительной, но Регина Платоновна же не знает, что с ней стряслось, а значит, завтра вся семья, как обычно, будет ждать завтрака. По-хорошему, их нужно хотя бы предупредить, но телефон остался в сумке, которую Кира обронила возле дома, в компании контейнера с запеканкой и пирожка с маком. Мама так любит с маком… Каждый раз, вспоминая о маме, Кира не могла сдержать слез.

Из больницы ее отпустили только через пять дней, потребовав подписать письменный отказ от госпитализации. Денег на автобус у нее не было, и добираться до дома пришлось пешком.

Дверь в квартиру была закрыта, но у соседки со второго этажа хранился запасной ключ, и Кира отправилась к ней. На ее счастье, соседка оказалась дома.

– Где мама? – спросила Кира.

– Так в психушке же. Как тогда забрали, так и не возвращалась.

Кира тихо застонала – психиатрическая больница находилась на другом конце города. В голове промелькнула мысль попросить у соседки денег на проезд. Та хоть и вредная, но не должна отказать. Мораль какую-нибудь прочитает, а деньги даст. И все-таки просить Кира не стала. Не самый крайний случай, подумаешь – пройти пять километров. Вдруг деньги понадобятся на что-нибудь более важное.

Оказавшись дома, Кира перво-наперво направилась в душ. От собственного отражения в зеркале ей стало совсем грустно. Разумеется, о поездке с такой физиономией в автобусе не может быть и речи – только народ пугать. Ладно, кривую больничную стрижку можно прикрыть косынкой, у мамы есть парочка. А что делать с синяком? За время, проведенное на больничной койке, он расцвел и теперь отсвечивал различными оттенками желтого, синего и зеленого. Никаких косметических средств, способных хоть немного смягчить такую «красоту», в арсенале матери и дочери Колобковых не имелось. Кира, как могла, прикрыла глаз влажными после душа волосами, повязала на голову платок и отправилась в психиатрическую клинику, но там девушку поджидала неудача. Табличка на двери сообщала, что посещать больных можно только по вторникам и пятницам, с десяти до двенадцати и с семнадцати до девятнадцати. За время нахождения в больнице Кира потеряла счет дням, но, судя по закрытой двери, сегодня точно был не вторник и не пятница.

На всякий случай Кира постучала в дверь, раз, другой… После третьего раза дверь приоткрылась.

– Чего стучишь? Не видишь? – Пожилая невысокая женщина в белом халате ткнула пальцем в табличку с расписанием.

– У меня мама… Колобкова, – от неожиданности Кира с трудом подбирала слова. – Она здесь, у вас…

– Есть Колобкова. В пятницу приходи. – Женщина попыталась захлопнуть дверь, но Кира схватилась за ручку. С детства приученная к тяжелому труду, она оказалась сильнее.

– А сегодня? Сегодня что?

– Среда!

– Среда?.. – К глазам внезапно подступили слезы, руки невольно опустились.

Кирина собеседница воспользовалась моментом и захлопнула дверь.

– Среда, – горестно повторила Кира.

Это слишком долго! Но делать нечего – штурмом больничные двери не взять. Придется ждать, пока они сами откроются. А пока нужно сходить на работу – она уже пять дней туда не ходила. Регина Платоновна наверняка недовольна.

Если Регина Платоновна и была недовольна столь длительным отсутствием работницы, виду она не подала.

– Откуда ты, прекрасное дитя? – снисходительно улыбнулась она, разглядывая стоящую на пороге девушку. – Совсем от тебя подобного не ожидала. Ладно мужики – дашь им выходной и потом неделю дождаться не можешь. Но ты-то, ты! Такая на вид скромница…

– Простите меня, пожалуйста, Регина Платоновна! Я больше так не буду…

– Разумеется, не будешь! – категоричным тоном заявила старуха. – Я уже взяла на твое место другого человека.

– Как? – не поверила Кира.

– А вот так и взяла. Думаешь, мы должны страдать, пока ты свои дела устраиваешь?

– Но мне так нужна эта работа… Пожалуйста!.. У меня мама в больнице.

– Мама? Что же ты раньше не думала о своей матери?

– Я… Я… – говорить Кира не смогла, накатили слезы, душившие ее от самого порога больницы. Только сейчас она почувствовала, насколько устала, и обессиленно опустилась на ступеньки крыльца. – Пожалуйста. Я не могу без работы. Хотя бы какую…

Неожиданно для Киры Регина Платоновна, тяжело опершись на перила, села рядом с ней.

– Не могу я тебя взять обратно, женщина только начала работать. Что я, выгоню ее теперь? А что у тебя такое стряслось? Кто тебя так приголубил? Кавалер?

– Нет. – Кира замотала головой. – Это… это мама.

– Та самая, которая в больнице?

– Да, – кивнула Кира, а потом, неожиданно для самой себя, выложила этой суровой старухе все о своем детстве, болезни матери и событиях последних дней.

– Бедная девочка! – Регина Платоновна погладила Киру по голове, отчего косынка съехала, обнажив кривую стрижку. – Давай так: я сейчас дам тебе немного денег…

При этих словах Кира решительно замотала головой.

– Не спорь, не спорь, – продолжала Регина Платоновна. – Это для твоей мамы. А я попробую поговорить со своими подругами. Может, удастся тебя пристроить куда-нибудь на нормальную пятидневку с приличной зарплатой, чтобы ты могла мать навещать в больнице. Тебе же не обязательно в нашем городе? У нас таких условий точно не найти.

Так Кира оказалась в «Эдельвейсе», но это было потом, а сначала Регина Платоновна сводила ее к своему парикмахеру, и та, энергично щелкая ножницами, привела голову Киры в более-менее удобоваримый вид. А Настя, наверняка с подачи матери, подарила Кире юбку и две симпатичные белые блузки.

В пятницу, как и собиралась, Кира отправилась к маме в больницу, но попасть в палату, где она лежала, оказалось не так просто. Для начала Кира два часа высидела перед кабинетом врача: именно он давал добро на посещение родственников. И только потом, пройдя в сопровождении медсестры почти в самый конец больничного коридора, она оказалась в палате. По сравнению с темным коридором это было большое, залитое солнечным светом помещение, в котором в два ряда стояло восемь кроватей с металлическими спинками. Если бы не медсестра, Кира точно бы не нашла маму, хотя ее кровать находилась у самого входа. Осунувшееся лицо, заострившийся нос, впалые щеки, сосульки грязных волос, безучастный взгляд, устремленный в потолок, – все это могло принадлежать кому угодно, но не ее матери. Простыня с больничным клеймом сбилась, позволяя видеть памперс и широкие ремни на запястьях, фиксирующие бессильно лежащие руки.