Арина Тарелкина - Убийство несолоно хлебавши

Вот и сын Головайского не стал исключением. Пересказывать здесь ту грязь, которую Плахов, достав порядком истлевшее белье своих героев, вытряхнул на головы бедных зрителей, я, пожалуй, не стану. Ограничусь скупой медицинской справкой – Головайский Константин Артемович, 1980 года рождения, скончался в 2009 году в возрасте двадцати девяти лет от цирроза печени. Вот так жил человек и умер, не оставив на Земле сколь-либо заметного следа. Так бы и канул в Лету род Головайских, не подскажи кто-то старику отцу модную в те годы фишку. Уж как там они все это провернули, мне неинтересно. Скажу только, что сперматозоиды Константина Артемовича несколько лет хранились в соответствующем банке до тех пор, пока этот генетический материал не был помещен в лоно суррогатной матери. Говорят, то была идея жены бывшего нотариуса, которая особенно тяжело переживала утрату единственного сына. Известно также, что за свою миссию Ольшанской (а это была именно она) посулили весьма солидное вознаграждение. Но обманули.

Головайская, так и не оправившаяся от удара судьбы, очень скоро угасла и отправилась вслед за сыном, не дождавшись внука. Старику же, как оказалось, тот и вовсе не был нужен. Поэтому мальчика он признавать и забирать отказался. Ольга, конечно, судилась, но несовершенство российского законодательства, в котором практически нет норм, регулирующих сферу суррогатного материнства, а также отсутствие юридического опыта и денег на хорошего адвоката предопределили исход дела. Ольшанской так и не удалось ничего доказать. Она не получила от Головайского ничего. Кроме разве что минуты славы – лет десять назад эта история широко освещалась прессой вообще и Плаховым в частности.

Однако подобная известность не живет долго. Об обманутой богатым стариком девушке быстро забыли, переключившись на обсуждение какой-то другой «Золушки». Хотя, зная Ольгу, думаю, все же ей удалось монетизировать историю, получив свои «тридцать сребреников» от журналистов. Подобно деду своего сына, она тоже весьма грамотно инвестировала стартовый капитал, потратив его на изменение внешности. Так из никому не известной провинциальной девочки Ольги Свинуховой родилась эффектная дива Ольга Ольшанская. Не думаю, кстати, что она совсем забыла об этой истории. Скорее всего, приберегала ее для более удобного случая. Хотя доподлинно сегодня уже не узнать. Как и того, интересовался ли дед судьбой внука и помнил ли вообще о его существовании. В последние годы старик Головайский уединился в своем доме, где и жил затворником. От интервью отказывался, комментариев не давал. Даже ушлым плаховским редакторам не удалось проникнуть за стальные двери престижной квартиры в сталинской высотке в центре Москвы. Поэтому не спрашивайте, на что рассчитывала я, отправляясь к нему в гости. Рационализм всегда отступает перед эмоциями, когда в дело вмешивается материнский инстинкт. И хотя я не была Андрюшке кровной матерью, это не мешало мне испытывать к нему по-настоящему родительские чувства.

Попробовать в любом случае следовало. Хотя бы для того, чтобы убедиться, что нашему с ним благополучию ничего не угрожает, ведь сколько их – историй о внезапно проснувшихся чувствах. И хотя в основном касаются они матерей-кукушек, все может быть и со стариками, лишившимися на закате жизни остатков разума. Нарисованная богатым воображением картина и отправила меня сегодня в центр столицы – туда, где проживал единственный известный мне родственник моего сына.

Сталинская высотка на Кудринской площади, прозванная в народе «Домом авиаторов», по праву считается одним из шедевров советской архитектуры. Двадцать четыре этажа, только восемнадцать из которых жилые, вмещают четыреста пятьдесят квартир, магазины, боулинг, кинотеатр и даже закрытое бомбоубежище, которое в свое время строили под строгим надзором КГБ. Все эти подробности я, сама не знаю для чего, отыскала в Сети, пока шустрый «Убер» мчал меня на Кудринскую площадь.

Рассчитавшись с водителем, я покинула машину, на минуту замерла, чтобы оценить шедевр сталинской архитектуры. Посмотрела вверх, туда, где гигантский исполин вспарывал небо остроконечными башнями. И хотя мне не впервые пришлось видеть эту постройку, дыхание привычно перехватило от восхищения.

Попасть внутрь труда не составило – предупрежденный хозяйкой консьерж даже документы не потребовал, лишь коротко кивнул и указал на лифт.

Мне это показалось добрым знаком, так как, вздумай он провести более тщательную проверку, я бы ее не прошла.

Я поднялась на нужный этаж, вышла из лифта, утопила кнопку звонка. За дверью послышались шаркающие старушечьи шаги, глазок «моргнул» и замер. Осмотр продолжался дольше положенного. Настолько, что, не выдержав, я нажала кнопку звонка повторно.

Замок дрогнул, дверь скрипнула и медленно открылась, впуская дневной свет на лестничную клетку.

– Здравствуйте, – приветствовала меня сухонькая старушка.

– Добрый день, я…

– Да-да, я поняла. Вы по телефону все объяснили. Вы действительно из газеты?

– Да, конечно, удостоверение показать? – поинтересовалась я, молясь, чтобы оно не потребовалось. В противном случае придется показать старинное свидетельство об аккредитации с какого-то блогерского мероприятия и молиться, чтобы Веселовскую оно удовлетворило.

– Нет, не нужно, – старушка великодушно махнула рукой и наконец-то посторонилась, пуская меня внутрь. Я переступила порог и невольно поморщилась – в нос ударил запах корвалола и старости.

– Проходите-проходите, – гостеприимно предложила хозяйка, не заметившая моей реакции. И слава богу. – Знаете ли вы, душенька, – продолжила она, – что именно в этой квартире в свое время Меньшов снимал свою «Москва слезам не верит»?

– Да что вы? – всплеснула я руками, изображая восхищение.

– Ну, может, не в этой, но в точно такой же. – Женщина слегка сдала назад.

На самом деле я знала, что знаменитый режиссер свою оскароносную ленту снимал в высотке на Котельнической, хоть и выдал ее зачем-то за ее «кудринскую» сестру. Но не вываливать же все это на голову бедной женщины. В конце концов, я сюда не для разоблачения пожаловала.

– Да вы проходите-проходите. – Женщина растянула губы, демонстрируя нестройный ряд редких зубов. Улыбка совершенно ей не шла. И даже не потому, что делала ее и без того некрасивое лицо еще менее привлекательным. И не потому даже, что из-за нее кожа вокруг глаз собиралась в глубокие морщины. Глаза! Вот что главное. Женщина улыбалась одними губами, глаза оставались пусты и безжизненны. Казалось, свет давно их покинул – есть такие люди, мертвые изнутри. Их организм биологически функционирует, а душа давно мертва. Впрочем, возможно, я ошибаюсь. Кто-то справедливо заметит, что потухший взгляд не повод для подобных выводов.