Арина Тарелкина - Убийство несолоно хлебавши

– Трех, – машинально поправил Илья.

– Ну трех. Малогабаритную, но такую желанную и…

Илья расхохотался. Смеялся он долго и громко, то замолкая, то, взглянув на мое удивленное лицо, заливаясь вновь, не в силах остановиться.

– Что?! Что тебя так развеселило? – Я сначала смутилась, но, по мере того, как шло время, а Ганин никак не успокаивался, во мне нарастало раздражение. – Ой, ну и ладно, – наконец бросила я обиженно и отправилась осматривать новые владения. Квартира оказалась такой, какой и полагалось быть временному жилищу – лишенной тепла, уюта и индивидуальности.

– Арин, Арин! – Ганин нагнал меня на кухне, схватил за запястье, развернул к себе, сгреб в объятия. – Ну не обижайся, – проговорил он спокойно и торжественно, но глаза, в которых по-прежнему плясали озорные чертенята, его выдали.

– Ой, да ну тебя, – я махнула рукой. – Ты наконец можешь объяснить, что стало причиной твоего веселья?

– Могу. – Илья улыбнулся. – Просто… Страшно далека ты от народа, Тарелкина, – для большинства российских семей эта, как ты говоришь, малогабаритная квартира – царские хоромы.

– Да ладно! – я с сомнением покачала головой. – Разыгрываешь! Тут же самая большая комната меньше моей гардеробной.

– Угу, – согласился Ганин. – Что говорит лишь об огромных размерах последней. Впрочем, это как посмотреть, конечно. Объективной реальности не существует, – напомнил он мне мой же девиз, – есть только наша ее интерпретация. Все зависит от угла зрения, не более.

– Тоже верно, и все же ты меня поразил.

– Понимаю. Но я принимаю твое предложение.

– Эм-м-м?

– Я согласен сыграть в твою игру, притворившись счастливым супругом. Только правдоподобнее будет представить, что мы наконец-то купили дворец своей мечты, отхватив добрую сотню квадратных метров в…

– …в попе мира, – не удержавшись, подсказала я.

– И тут мимо. Район в пределах МКАДа, пусть и на границе. Так что, считай, нам сказочно повезло.

– Опять же все необходимое прямо в доме, – подхватила я.

– Вот! – Ганин рассмеялся. – Ты быстро учишься. Схватываешь практически на лету.

– С таким-то учителем! – Я растянула губы в широкой улыбке, обнажая стройный ряд белоснежных виниров – результат кропотливого труда коллеги Китайца.

В минуту сомнений, тягостных раздумий и неопределенности меня спасают две вещи: кулинария и медитация. Вернее, медитативная кулинария, правильнее будет так. Это когда ты сосредотачиваешь внимание не на своем дыхании, застыв на полу в пятичленной позе, а на дыхании теста. Когда чувствуешь его упругость, мнешь и скручиваешь, скручиваешь и снова мнешь. Когда вдыхаешь ванильный аромат и, как в детстве, отщипываешь кусочек, чтобы съесть прямо сырым. Согласитесь, есть в этом какое-то особое наслаждение, радость и удовольствие.

Условия съемной квартиры к сложным рецептам не располагали. Да и вообще в сложившихся обстоятельствах, когда в любой момент в дверь могли постучать и увести меня в неизвестном (на самом деле вполне определенном) направлении, заморачиваться с многочасовой сдобой казалось форменным безрассудством. Оттого и вспомнила я старый бабушкин рецепт времен тотального дефицита. Вылила в миску стакан молока, плеснула туда же двести граммов растопленного сливочного масла, сыпанула столовую ложку сахара, по чайной – соли и сухих дрожжей, засыпала все полкилограммами муки. Опустила в миску руки, сжала их в кулаки, ощущая как через пальцы проходит липкая масса, частично оставаясь на коже. Сжала еще. И еще. И еще – вынуждая пока еще разрозненные ингредиенты смешаться в тесной связи, составить единое целое, совершенно новый организм со своим уникальным характером. Скатала тесто в ком, стукнула им по столу. И снова, и снова, и снова – чтобы окончательно закрепить образовавшийся союз, связать продукты на самом тонком молекулярном уровне. Получившееся тесто – идеальная основа для пирожков. Кто пробовал – подтвердит. Однако возиться с начинкой не было ни времени, ни желания, поэтому заготовке была уготована честь превратиться в карамельные улитки. Раскатав тесто в большой пласт, я густо посыпала его сахаром, свернула в рулет и порезала на маленькие кусочки примерно в один сантиметр толщиной. Их, в свою очередь, обжарила на растительном масле до образования красивой карамельной корочки янтарного цвета.

– Пища богов! – Илья по достоинству оценил мое произведение, едва не мурлыча от удовольствия. У меня, конечно, возникли подозрения в подхлимаже, но я быстро их прогнала – в конце концов, это и впрямь вкусно. Не раз убеждалась – самое большое наслаждение нам приносят наиболее простые вещи. Для счастья достаточно малого: улыбки ребенка, здоровья близких и… тарелки жареной картошечки. На свежем сале, со шкварочками, прямо с чугунной, видавшей виды сковороды. Хрусткий соленый огурец с налипшим на пупырчатую шкурку укропным семечком, только что выловленный из прозрачного рассола, и горбушка черного хлеба, натертая чесночком. Разве есть в жизни что-то вкуснее? Разве сравнится с этим стейк рибай, хамон или, прости господи, филе-миньон? Нет, жареная на сале картошка под соленый огурец и с водочкой из пустившей слезу рюмки – вот истинное счастье русского человека. Один недостаток – попа растет. Будь я богом и случись мне создавать рай для праведников, я бы специально предусмотрела там ресторанчик, в котором можно есть самые вредные, но потому и самые вкусные блюда без каких-либо для себя последствий. А то вот я лично только весьма приблизительно помню вкус жареной картошки. Не говоря уж о выпечке. Вот и сейчас, постелив найденную в хозяйском шкафу льняную салфетку, аккуратно разложив подле нее столовые приборы, поставив горячую сковороду на пробковую подставку, сама я вяло ковыряла салатный микс, примостившись скромной родственницей на трехногом табурете у самого краешка стола. И даже обычное мое счастье – кедровые орешки поверх руколы – в этот раз не особо радовали.

– Слушай, чего ты себя истязаешь? – Илья поймал мой полный тоски взгляд. – Ты прекрасна без изъяна.

– Обезьяна без изъяна, – я попыталась отшутиться, но вышло не очень удачно. Точнее, совсем неудачно. – Оттого и прекрасна, что вот уже больше десяти лет жую траву и жму железо руками, ногами и попой.

– Звучит возбуждающе, – Илья наколол картошку на вилку и поднес к моему рту, – давай смелее, – прошептал он, слегка наклоняясь вперед. – Попробуй, это же божественно вкусно!

Собрав всю волю в кулак, я отрицательно помотала головой:

– Нет! И не проси. Достаточно сунуть коготок в это болотце, чтобы птичке пропасть. Мне мои перышки дорого стоили. И в денежном, и во временном, и в трудовом эквиваленте.