Алексей Ходорковский - Медвежья пасть. Адвокатские истории

Бутылка с маслом пошла по рукам над головами галдящей публики.

Майка налила на ладонь масла и растерла голову и шею киоскера. То ли от неожиданности, то ли от боли дед закричал:

— Лебятки… не надо!

— Автогенчиком, автогенчиком, — прокричал очередной шутник, предлагая распилить решетку с помощью сварочного аппарата.

— Да, что-то надо думать, — проскрипел Санька и почесал легкую седину над ухом.

Но думалось плохо. После словесных препирательств народное собрание решило послать гонца за ножовкой в ближайшее отделение милиции. Дед безучастно и отрешенно ждал своего вызволения. Голова повисла и больше движениям хозяина не подчинялась.

Герой дня Серега был удивлен полным отсутствием внимания к своей персоне. Он подозвал Майку, забрал у нее заветный билет, положил его в бумажник и плотно засунул во внутренний карман ветровки.

Саня, наблюдая за его движениями, неодобрительно пробурчал:

— Будешь пробираться сквозь толпу, билет у тебя сопрут, лучше бы у Майки оставил.

Но Серега положил ладонь на грудь и, ощущая содержимое своего кармана, лишь блаженно улыбался.

Неизвестно откуда появился обмылок. Две пожилые дамы вполне интеллигентного вида стали натирать масляную голову и уши еле живого деда хозяйственным мылом. Дед морщился, но смолчал.

Напутствия продолжали сыпаться:

— Дверь надо ломать. Сзади его тащить надо, сзади! За ноги хватать и тащить. Пройдет!

— Уши оборвешь, дурак! — заметил оппонент. — Че орешь? Тебя самого надо за ноги тащить!

— Как дверь ломать? Ломать нельзя, там же деньги. Загребут сразу! — прокричали с галерки.

— Тогда ментов звать надо.

— Чем менты помогут? Ножовка нужна, пилить будем.

Вдалеке появились два милиционера: лейтенант и сержант.

Они с трудом пробрались к центру событий.

— Да-а-а, — глубокомысленно произнес офицер и поправил козырек фуражки.

Сержант уставился на торчащую голову и нервно хихикал в кулак.

— Вы его вдвоем, на раз-два! — завизжал юный шпаненок.

— Ты, умник, молчи! — офицер состроил грозную мину и вальяжным движением правой руки включил рацию.

Прибор начал жить своей трудной милицейской жизнью. Он улюлюкал, свистел, трещал, шипел, но членораздельных звуков так и не выдал.

Офицер отключил рацию и, недолго думая, послал сержанта в жилищную контору за слесарем. Довольный своим мудрым решением, он улыбнулся и закурил.

— Кого пилить-то будешь? — продолжил диспут мужик в спецовке, — деда что ли? Арматуру не возьмешь, железка толстая!

Офицер гордо безмолвствовал и ждал подкрепления.

На площади завизжала сирена, и сквозь притертые тела граждан стали пробираться два медбрата с носилками. Целители прибыли в синих куртках и белых шапочках с красным крестом. Оценив ситуацию, они завели тихую и непринужденную беседу с офицером.

В этот момент Серега, словно элитный бойцовый пес, сорвавшийся с цепи, прыгнул в сторону киоска. Издав глухой рык, он схватил своими мощными ладонями болтающуюся голову деда и, невзирая на истошные крики, протолкнул ее внутрь киоска. Действо было закончено. Но благодарные зрители дальних рядов, пропустившие финал, продолжали сыпать едкими советами:

— Уши, уши надо отрезать, легче пойдет…

— Дай ему в тыкву, сразу вылетит… и порядок…

Острословов уже никто не слушал. Обессилевший Серега сел на асфальт, прислонившись спиной к павильону. Майка хлопотала возле киоскера, которого уложили на носилки и потащили к машине. Дед постоянно вскакивал. Кричал что-то про материальные ценности и доверие государства, тем самым создавая неудобства себе и медицинскому персоналу.

Автомобиль, по тем временам престижный и для многих недоступный, Серега получил через пару месяцев после экспертизы лотерейного билета. Каждую субботу он раньше всех приезжал к метро «Сокол», рассаживал нас, «безлошадных», в своей блестящей машине и, безумно гордый, довозил до спортивного зала.

Алексей Ходорковский частенько захаживал в ресторан «Адвокат», что на Курской. От неспешных бесед с коллегами под армянский «Ахтамар» он получал истинное удовольствие. Этот коньяк — воспоминание о прекрасной поездке в Армению на озеро Севан. Там старинный друг Норик рассказал романтическую легенду о царице Тамаре и ее возлюбленном.

В этот ноябрьский вечер 2010 года Алексей уютно расположился в белом кресле в углу зала. На крошечной сцене ресторана играли джаз. Из коридора послышался бас — голос московского адвоката Бориса Нуделя.

— Боря, я здесь, здесь, — крикнул Алексей и замахал руками над головой.

— Сто лет, сто зим. Ты как? Как семья? Я так рад тебя видеть. Как внучек? — приветствовал товарища Алексей, усаживая за свой столик. — Что-то ты, Боренька, кислый? С холода еще не отошел? Давай «Ахтамарчику» для сугреву.

— Ты в коньяке, Леш, постоянен. Да и не только в коньяке. На просьбу товарища откликнулся, приехал.

— Борь, ты что-то темнишь. Разговоры о постоянстве ведешь, грусть вселенская в глазах. На тебя это все не похоже. Что случилось?

— Нет, нет, все нормально. Давай выпьем за одну девушку. Ей сегодня тридцать пять.

— Знакомая?

— Нет, не знакомая. Любимая. Но дело прошлое.

— Борь, я ее знаю?

— Да нет, конечно, нет. Откуда. Ты же вхож в мою семью, тебе тайны не положены. Но сегодня уже можно. Много времени прошло. Да и поделиться мне больше не с кем. История старая. И началась она осенью 2000 года…

Офис моего клиента находился в Брюсовом переулке. Люблю работать в центре Москвы. После бурных общений можно прогуляться по старинным улочкам, переулкам и бульварам. Просто так, без цели, медленно и со вкусом. Я прошел мимо дома Мейерхольда, взглянул сотый раз на гранитную доску со знакомым профилем. Вид этой серой доски на бесцветном доме каждый раз приводит меня в уныние — тяжело смотреть на следы чужого горя. Талантливый и безумно несчастный режиссер был арестован здесь, а потом уничтожен. Квартиру постигла та же участь. Ее разделили на две и заселили в них любовницу и водителя Л. Берии.

Клиент был сложный. Английская фирма, которая боролась с «левыми» звуковыми дисками, стояла на страже авторских прав. Им на островах, конечно, было виднее, но в Москве начала XXI века это было пустым занятием. Однако они были готовы судиться-рядиться со всем миром. Мои доводы насчет борьбы с «ветряными мельницами» никто не слышал. С пеной у рта, через кучу переводчиков они настраивали меня на «боевые» действия.