Алексей Ходорковский - Медвежья пасть. Адвокатские истории

Уверена, что разбираться вам надо с его бывшими любовницами и с их мужчинами. Оттуда дует ветер. Больше он никому не мешал. Деньги здесь ни при чем. Игорь Николаевич всем взаймы давал. Записывал, а потом терял эти бумажки. Многие этим пользовались. И крупные суммы были. Не ругался никогда и ни с кем. Как там французы говорят? Правильно говорят — ищите бабу! А Валюша Тамм любила его, думаю, что взаимно. Вот за любовь и попала. С кем Игорь встречался, рассказывать не буду, сами узнаете, вам наболтают. А мужей своих любовниц он, так или иначе, знал, вот и открыл дверь ревнивцу. Алексей, это правда, что он сам дверь убийце открыл?

— Да. Видимо так и было. Версия у вас очень интересная. Я ее сообщу на первом же оперативном совещании у следователя. Письменные показания дадите?

— Нет, конечно. Мне ведь дальше работать. Да и мужу моему ни-ни. Разговор только между нами.

— Хорошо. Все понял. Спасибо за чай и изумительное варенье. Из чего оно?

— Японская айва, но для всех это секрет, а то хвалить перестанут.

— Уделите мне еще десять минут?

— Да сколько хотите, чайку подолью и продолжим нашу беседу.

— Вы Руслана Юнисова знаете? Он защищался у вас в аспирантуре года три назад.

— Конечно, знаю. За него Игорь Николаевич просил. Имиджная защита. Ни наука ему, ни он науке, конечно, не нужны. Статус, то-сё.

— А работу кто за него писал?

— Зачем вам? Защитился и баста. Друзья они были с Изотовым. Сейчас уже все неважно.

— А с докторской что вышло?

— А вот с докторской ничегошеньки и не вышло. Не хочу старое ворошить. Вас этот летчик интересует. Неужели подозреваете?

— Что скажете о Руслане?

— Да ничего не скажу. Видела раз пять у проходной. На территорию его не пускали, вот мы у турникета и встречались. Бумажки приносил, журналы со статьями…

— Говорят, и на полигон к Изотову приезжал?

— Видела и здесь. Я блатных соискателей не люблю. Посему разговоры с ним не разговаривала, и в дом мы с мужем его не звали. Они с Игорем у начальника полигона гостили.

— Лена, подскажите, с кем еще можно поговорить об Изотове? Мне нужно узнать о нем побольше.

— Да, да, все поняла. С генералом можно, начальником полигона. Он у нас талантище. Басни Крылова читает. У него завтра концерт на открытой сцене напротив дома офицеров. Приходите. Весь городок будет. Там и поговорите. В Москве можно встретиться с Илюшей Фукс-Рабиновичем. Он толковый дядька, доктор наук, профессор. Они с Игорем вместе начинали. Изотов вырвался вперед и ушел в отрыв. Илюшу карьера волновала мало — он из вундеркиндов. Но потом жена, дети. Игорь его к себе взял, дал должность хорошую. Так они вместе и работали. Поговорите с ним. Он мужик заумный, говорить с ним сложно, но Игоря знает как облупленного. Если он что-то скажет, то это будет толково. У него каждое слово много извилин проходит прежде чем выскочить.

В шестидесятые годы XX века Петра Боткина скручивает инсульт. Рука повисла, слова плохо давались. В больницу не пошел, девочки родные выхаживали. Кормили из ложечки и в скверике под ручку выгуливали. Через год Петр Дмитриевич встал на ноги, но на работу в музей не вернулся. Речь стала не та, хромота появилась. Да и годы, куда от них уйдешь. Времени свободного стало много, и решил новоиспеченный пенсионер с внучкой в Москву съездить. Картины фамильные посмотреть, дома навестить, если не снесли.

Москву Боткин не узнал. Сорок лет прошло. Другое все. Метро, дома высотные, фонтаны кругом. Красиво, но не тот город, в котором он жил. Названия улиц поменялись, внучка смеется: «Ты, дедуля, все названия перепутал — таких нет».

От Большого театра пошли на Покровку к семейному гнезду. Долго шли, тяжело. Родные названия все же встречались: Кузнецкий мост, Рождественский бульвар, Трубная площадь, Сретенка, Неглинная, Чистые пруды, кинотеатр «Колизей». Улиц с названиями Покровка и Маросейка не оказалось. Но дома сохранились. И путешественники легко нашли дом 27 по улице Чернышевского. Зашли в арку. Парадный вход в дом был открыт. Мраморная лестница, изуродованная гадкими надписями и сомнительными рисунками, вела, как и прежде, на второй этаж. Четырехметровые резные дубовые двери сохранились. Сверху донизу они были утыканы кнопками звонков и надписями с фамилиями жильцов. Боткин постучал. Нажимать на кнопку звонка он не решился. Дверь заскрипела и на пороге появилась худенькая, очень опрятная старушка. Петр Дмитриевич объяснил, что когда-то жил здесь и хочет показать квартиру внучке. Старушка недоверчиво осмотрела гостей снизу доверху, но в квартиру пустила.

— Зачем ходите? Вот с прошлого ремонта две картины с потолка стащили. Ходите, ходите….

Потолочных полотен с библейскими сюжетами действительно не хватало. Все картинные залы были перегорожены и разделены на комнаты. Боткин растерялся. Но камины! Камины блистали в первозданном виде. По расположению каминов и дымоходов Боткин легко сориентировался и уверенно повел внучку по широкому коридору к зимнему саду. Центральный картинный зал, из которого был выход в сад, был переоборудован в коммунальную кухню: девять кухонных столов, огромная чугунная раковина с пятью кранами, две газовые плиты. Дверь в зимний сад открылась с трудом. Боткины оказались на черной лестнице, без освещения и с характерными запахами выставленных баков с отходами. Следов зимнего сада не было и в помине.

Дом Конона стоял на своем месте на Земляном Валу, рядом с Курским вокзалом. Петр Дмитриевич с гордостью сообщил внучке, что этот необыкновенной красоты особняк принадлежал ее прапрадеду. Семейная коллекция картин начала собираться именно здесь.

В Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина Боткины поехали на такси.

Открытая сцена в виде ракушки стояла между памятником вождю пролетариата и домом офицеров с белыми колоннами, с яркими афишами кинофильмов. Многочисленные скамейки перед сценой заполнялись людьми. Радист считал до пяти и для верности стучал в микрофон пальцем. Все пребывали в предвкушении концерта.

Я обогнул ракушку и стал высматривать генерала. Но никакого генерала в пределах видимости не было. Полноватый мужик лет пятидесяти, высокий, красивый, с зачесанными назад русыми волосами копался в потертом коричневом портфеле. Одет он был в бежевый вельветовый сюртук, льняные штаны и модные замшевые ботинки. Мне он чем-то напомнил лектора из общества «Знание».

— Товарищ вы ко мне? — «лектор» смотрел на меня.

— Извините, я, наверное, вам помешал. Я ищу генерала Сбруйкина, начальника полигона.

— Вы не ошиблись. Это я. Будем знакомы, Иван Иванович. Генерал приветливо улыбнулся и протянул мне руку.

— Алексей Львович, адвокат. Работаю по делу… Изотова.