Карина Хелле - Опасные игры

И вот теперь я стояла напротив дома человека, знавшего меня ещё небезнадёжной. Знавшего меня и моих родителей. Знавшего, кто я и откуда. И пригласившего меня на концерт. И я думала, во-первых, о том, смогу ли позволить себе друга, да ещё такого, которого совсем не прочь увидеть без одежды, а во-вторых, о том, сколько денег смогу у него взять, не сожрав себя за это живьём.

Было почти шесть, солнце заходило за горы Сан-Джасинто, и кухня дяди Джима понемногу становилась монохромной. Он, в видавшей виды фланелевой рубашке, стоял у раковины, скрестив руки на груди, и смотрел, как я крашусь. Я посмотрела на него поверх пудреницы.

– Что такое?

Он пожал плечами.

– Да так, ничего. Просто ты вроде говорила, что это не свидание.

Нанеся несколько слоёв туши, я закатила глаза.

– Это не свидание. Просто встреча старых друзей. Я хочу хорошо выглядеть, ты же понимаешь? Расслабься и выпей немного бурбона.

Я протянула ему бутылку без этикетки, в которой плескалась жидкость цвета красного дерева. Посмотрев на неё несколько секунд, дядя вздохнул и достал из шкафа стакан. Он занервничал, когда я только вошла в дверь. А когда сказала, что иду на концерт, где выступает сын шерифа, – занервничал в два раза больше.

Дядя Джим налил полный стакан, отхлебнул и едва не выплюнул. Скорчил слишком театральную гримасу.

– Господи, Элли, ты гонишь самогонку?

Я не смогла сдержать улыбку.

– Нет, мой друг из Кентукки. Выпей пару стаканов, и забудешь все проблемы.

Он покачал головой, подвинул стакан ко мне.

– Надеюсь, ты сейчас занимаешься не этим.

Я закрыла пудреницу.

– Думаешь, я пытаюсь забыть о своих проблемах?

– Или так, или создать себе новые. Ну правда, Элли… – Он с отвращением облизнул губы, вытер рот салфеткой и повернулся к окну, где умирающий свет гладил верхушки пальм.

– Ну, с Кэмденом Маккуином я никаких проблем создавать не собираюсь, – сказала я, взяв дядин всё ещё полный стакан. Покрутила его немного, завороженная тем, как переливается бурбон. – Он же сын стража порядка, какие могут быть проблемы.

Дядя Джим что-то проворчал в ответ, явно не купившись на мои слова. По правде сказать, я и в самом деле искала проблем. Я искала кого-нибудь гнусного, мерзкого, способного на любую подлость. Искала человека, которого местные жители могли бы заподозрить в ограблении тату-салона. Искала выхода.

Просигналила машина. Моё сердце подпрыгнуло. Я поняла, что нервничаю не меньше дяди Джима. Залпом влила в себя бурбон, обожгла горло, как будто пила антисептик, спрыгнула со стула.

– Веселись, – буркнул дядя Джим, не повернув головы. Я скучала по тем временам, когда могла поцеловать дядю в щёку и он улыбнулся бы. Но, судя по всему, дни улыбок давно прошли.

Я взяла сумочку, натянула потёртую кожаную куртку и побрела к выходу. Кэмден ждал меня у тёмного высокого джипа без дверей. Молчание давило, и я улыбнулась Кэмдену, подойдя ближе.

– Классная машина, – сказала я, садясь на пассажирское место.

– Классное свидание, – тут же ответил он, оглядев меня сверху вниз и широко улыбнувшись. Хорошо, что было темно и он не увидел, как вспыхнули мои щёки. Не оттого, что он сказал «свидание» – я всё же была убеждена, что это не оно, – а оттого, что ему понравилось, как я выгляжу. Как всегда, я была в джинсах и ботинках, но сверху надела кокетливый белый топ с небольшим вырезом. Ну хорошо, я оделась чересчур шикарно для встречи с так называемыми друзьями. Дядя оказался прав, чёрт бы его побрал.

Впрочем, и Кэмден выглядел ничуть не хуже. Чёрные брюки, подчёркивавшие область ширинки, футболка с логотипом «Крейсера „Галактика“», в котором кто угодно казался бы задротом, но только не Кэмден с его широкой грудью и мощными бицепсами. Удивительнее всего были очки. Лишь они напоминали о прежнем Кэмдене, пусть даже теперь они были модными, хипстерскими, в чёрной оправе.

– Очки тебе идут, – заметила я. Он улыбнулся, повернул джип. Мы выехали из тупика, я ощутила запах свежего вечернего воздуха и полыни.

– Я только на концерты их надеваю, – сказал он заговорщическим тоном, так что я придвинулась поближе. – С возрастом я понял, что женщинам нравятся мужчины в очках. Но, конечно, не старшеклассницам.

Я улыбнулась как можно дипломатичнее.

– Старшеклассницы обычно очень глупы. Совсем не разбираются в людях.

Если бы я не смотрела на него так пристально, когда мы выехали навстречу ярким уличным огням, я не заметила бы его мрачный, как тяжёлая туча, взгляд. Как обычно, хмурое выражение его лица тут же сменилось другим, лишь губы чуть сжались.

Он включил радио, дав нам обоим возможность не говорить больше ни слова.

Девочка и мальчик бок о бок лежали на батуте, глядя в ночное небо, похожее на огромный, залитый чернилами лист в крошечных сияющих точках. Батут больше не годился для прыжков – за это спасибо Кэмдену, много лет назад пробившему в нём дыру – но зато на нём просто замечательно было валяться тёплыми летними вечерами.

В тот вечер случилось кое-что, отличавшее его от других вечеров. В тот вечер Кэмден взял девочку за руку, и она не отдёрнула ладонь. В тот вечер, под волшебным июньским небом, она стала жертвой гормонов. Она позволила себе надеяться, что сможет полюбить это странное существо, хотя он был далеко не таким чудовищем, каким была она. Ей казалось, что даже любовь самого нелепого мальчика во всей школе лучше, чем вообще никакой любви.

Но за этим жестом Кэмдена ничего не последовало. Они просто лежали рядом, смотрели на звёзды и слушали хит группы Soundgarden, «День, когда я пытался жить». Наслаждались чувством, что они и их юные трагедии – в центре огромной вселенной. Его рука сжимала её руку, и хотя её ладонь сильно взмокла, девочка терпела.

Она собиралась сказать, отчасти потому что в самом деле так считала, отчасти потому что его хватка действовала ей на нервы, что Крис Корнелл слишком много поёт о солнце, но внезапно они услышали скрип открываемой двери. Оба напряглись, рефлекторно разжали руки.

– Кэмден! – закричал отец мальчика. Ребята выпрямились, посмотрели на дверной проём, в котором застыл его огромный, не внушающий доверия силуэт. В темноте девочка не могла различить даже черт его лица, не то что выражения. Но она знала, что Кэмден боится отца, и этого было достаточно.

– Что вы там делаете?

– Да просто лежим, – нервно ответил Кэмден.

– Ты опять с этой? С девчонкой Уоттов?

Девочка и Кэмден переглянулись. Она несколько раз была у него дома, но они прятались в его комнате. Только там они могли пообщаться, послушать музыку, побыть собой. Сводные сёстры Кэмдена любили его бесить, а мачеха так накачивалась таблетками, что не всегда могла себя контролировать.