Наталья Александрова - Сокровище Великих Моголов [litres]

Тут он вспомнил, что у него самого много неоконченных дел, и над ним дамокловым мечом висит обвинение в убийстве, а он тут теряет время, и расстроился.

Охранник тем временем выслушал распоряжения невидимого Михалыча, еще раз церемониальным маршем обошел вокруг стола и неспешно покинул комнату.

Сарычев на всякий случай подождал еще пару минут, затем выбрался из-за молчаливого рыцаря и пересек комнату.

Подойдя к стене в том месте, где таинственный незнакомец нашел потайную дверь, он простучал несколько стенных панелей.

Одна из них определенно звучала иначе, чем остальные – куда более звучно.

Сарычев попытался вспомнить, что делал незнакомец. Сначала он нажал на подозрительную панель, затем ощупал ее края – и действительно, на одном из краев нашел едва заметный выступ, похожий на головку задвижки. Нажал на этот выступ – и панель откинулась, оказавшись потайной дверцей.

Сарычев, который уже раз за этот день, шагнул в темноту и неизвестность.

Он сделал несколько шагов и остановился, потому что услышал совсем близко незнакомый голос. Голос был хорошо поставленный, с вальяжной хрипотцой.

– В этой комнате граф Шереметев устраивал свои знаменитые музыкальные вечера. На них собирался весь высший свет Петербурга, иногда сюда приезжала сама императрица…

– Какая императрица? – прозвучал женский голос.

– Екатерина Великая, разумеется!

Сарычев сделал еще шаг на голос, и в темноте проступила едва заметная полоска света.

Он выглянул в щелку и увидел круглый зал с колоннами, там стояла небольшая группа экскурсантов, перед которой вещал экскурсовод, пожилой господин в замшевом пиджаке, с ярким шелковым платком на шее.

– На этих музыкальных вечерах звучали произведения Генделя и Глюка…

Сарычев попробовал расширить щелку, и это ему удалось. Еще немного – и он сумел в нее протиснуться…

И оказался в огромном камине.

К счастью, этот камин уже очень давно не топили, и в нем не было ни огня, ни даже остывшей золы. Только лежали на кованой решетке несколько декоративных поленьев, покрытых толстым слоем слежавшейся пыли.

С внешней стороны камин был заслонен красивым экраном – ширмой из блекло-голубого шелка, на которой были вышиты танцующие журавли и увядающие хризантемы.

Этот экран удачно заслонял Сарычева от экскурсовода и посетителей музея.

Он немного выждал, и когда все отвернулись от камина и посмотрели в другую сторону – а именно, на редкий вертикальный рояль, который показывал экскурсовод, выскользнул из-за экрана и присоединился к группе экскурсантов.

Строгая дама средних лет, возле которой остановился Сарычев, взглянула на него неодобрительно – видимо, ее смутила пыль на его костюме.

Однако она ничего не сказала и снова повернулась к экскурсоводу, который продолжал разливаться соловьем.

– Граф Шереметев, в чьем дворце мы находимся, был не только одним из самых просвещенных людей своего времени, но также одним из самых богатых. По легенде, ему принадлежал фрагмент знаменитого Павлиньего трона…

– Павлиньего трона? – переспросила соседка Сарычева. – Что это за трон такой?

– Павлиний трон – это золотой трон Великих Моголов, династии, правившей в Индии в шестнадцатом-семнадцатом веках. По сообщениям европейцев, побывавших в те времена в Индии, в частности известного французского путешественника Тавернье, это был самый роскошный трон в мире.

Подданные приближались к этому трону по серебряным ступеням, ножки у него были золотые и богато украшены драгоценными камнями, спинку трона украшали два павлиньих хвоста из золота, украшенные эмалью с алмазными и рубиновыми вставками.

Павлиний трон семь лет создавали лучшие мастера Индии. На его украшение пошли в огромном количестве жемчуг и рубины, изумруды и шпинели, сапфиры и алмазы. Эти самоцветы выглядели как разноцветные перья в хвосте павлина.

Самыми ценными камнями Павлиньего трона были алмазы «Шах Акбар» и «Великий Могол», знаменитый «рубин Тамерлана», огромный алмаз «Большая скрижаль» и уникальный алмаз «Шах»…

При разграблении Дели в 1739 году персидский правитель Надир-шах вывез Павлиний трон в свою столицу. Русский купец Афанасий Севрюгин, который видел этот трон в Персии, написал российскому консулу в Исфаган:

«При виде такого сказочного богатства можно было лишиться ума. Сей Павлиний трон заключал в себе более ста пудов чистого золота. Одних только оправленных в золото яхонтов, смарагдов и алмазов (среди которых знаменитый «Кохинор») было столько, что их везли на двадцати верблюдах. Мелких алмазов было не меньше тридцати пудов, а жемчуга столько, что его и не стали считать».

– Сто пудов? – спросила любопытная соседка Сарычева. – Это сколько же по-нашему?

– В современных терминах это больше полутора тонн.

– Ничего себе!

– А где сейчас находится этот трон?

– К сожалению, он не сохранился. Вскоре после того, как Надир-шах привез трон из Дели, его собственную столицу захватили и разграбили курды. Они разобрали Павлиний трон на мелкие части и продали все золото и драгоценные камни скупщикам из Багдада и Алеппо… так что этого выдающегося творения индийских мастеров больше не существует…

– Какая жалость!

– Да, действительно… мы можем судить о нем только по воспоминаниям современников и по немногочисленным сохранившимся изображениям…

– А что такое смарагды и яхонты?

– Смарагды – это старое русское название изумрудов, а яхонты – это рубины…

Любознательная дама все не унималась.

– А как фрагмент этого индийского трона оказался у графа Шереметева?

– Ну, во-первых, граф был сказочно богатым человеком и охотно покупал всякие редкости и диковины, так что мог купить и фрагмент знаменитого трона. Но я же сказал вам, что это – всего лишь легенда. Почти двести лет, со смерти старого графа, этот драгоценный артефакт безуспешно искали сначала его наследники, а потом – сотрудники музея, размещенного во дворце. Если бы он существовал, его давно бы уже нашли…

Экскурсанты стали оживленно обсуждать немыслимую роскошь восточных владык и русских вельмож прошлых столетий.

Сарычев воспользовался этим, незаметно отделился от группы и выскользнул из музыкальной гостиной.

Третью неделю Асаф-бек, посланец афганского правителя, жил на постоялом дворе. Каждый день в сопровождении единственного слуги он приходил ко дворцу падишаха, каждый день выходил к нему толстый напыщенный служитель, каждый день смотрел на афганца так, словно видел его первый раз, каждый день важно кивал и говорил, что непременно передаст просьбу об аудиенции помощнику визиря – и на следующий день ничего не менялось.