Галина Романова - К северу от любви

— Ок. — Она отломила две трети, положила на его чайную тарелку ароматную сдобу и тепло глянула на старика: — Так что произошло, Николай Константинович? Что с Егором?

Старик сразу сник, сгорбился, уронил руки на колени. Острая бородка задрожала.

— Вы когда с ним общались в последний раз, Асенька? — поднял он на девушку увлажнившиеся глаза.

— Ну… Недели полторы назад, или две. Надо точно вспомнить. Мы были вместе на пляже. Я оставила его там и уехала домой. — Она отвела взгляд в сторону. — У меня появились срочные дела.

— И что же потом? — Старик смотрел на нее не отрываясь. — Вы больше не виделись?

— Нет. Он обещал позвонить.

— Позвонил? — встрял Данила, пережевывая крендель, который выглядел намного лучше, чем оказался на вкус.

— Нет. — Ася снова прикусила губу. На них она не смотрела.

— А вы ему тоже не звонили, Ася? — с легким укором спросил старик.

— Нет, — с легкой запинкой ответила она. — Как-то закрутилась, мачеха нагрузила делами.

Она врала! Не надо быть сыщиком экстра-класса, а Данила иногда считал себя таковым, чтобы понять — она врет. Или недоговаривает. Наверняка повздорили, она с пляжа ушла и больше не звонила. И он не перезвонил. Сушилин предупреждал и об этом.

— Этот кареглазый отрок очень нагло себя с ней ведет, — убеждал он Данилу, обкладывая со всех сторон советами.

— Почему отрок? Они же вроде ровесники. Им по девятнадцать.

— Потому что он так и не вырос, кажется, из коротких штанишек. Занимается не пойми чем. То работает, то нет. Учиться не пошел, хотя в школе был отличником. Все ищет себя.

— Может, это и неплохо.

— Может быть, только подозреваю, что его поиски затянутся. — Сушилин делал страшные глаза. — Не хочет он ничего, Данила. Или не знает чего хочет. Эта категория людей особенная. Асе с ним рядом не место. Он ее погубит.

— А ты переживаешь?

— А я переживаю. Потому что был влюблен в нее…

Данила подозревал, что чувства Виталика никуда не делись, он по-прежнему влюблен в Асю. Удивительно, что он Данилу привлек ей помогать. Да, да, он сказал, что от его личной помощи Ася точно откажется, хотя и позвонила сама. А вот на Данилу не станет смотреть как на потенциального воздыхателя.

— Ты для нее просто мент, Дорофеев. А она для тебя — потерпевшая.

Он для нее — да. А вот она для него…

Данила и подумать не мог, что увлечется с первых минут этой девушкой. Будто кто в грудь толкнул или под дых ударил. Зашла в кабинет, поздоровалась, села, посмотрела на него — и все. Он пропал! Она ничего особенного не сделала и не сказала, а у него сердце заходилось. Вот такие дела.

— А вы, Николай Константинович, когда в последний раз общались с внуком? — Он с трудом перевел взгляд с Аси на старика.

Тот задумался, теребя бородку. Потом мелко покачал головой:

— Да. Точно. Это было три дня назад. Или четыре. Вечером. Не поздно. Надо свериться с телевизионной программой. Футбол шел.

— Что смотрели? — наклонился в его сторону Данила. — «Зенит» —«Спартак»?

— Так точно, юноша! Такой матч! — Он довольно улыбнулся в бороду. — Мои оказались на высоте, и я пребывал в прекрасном настроении. И тут Егорушка подъехал на такси. Машину не отпустил. Влетел в дом и сразу за сумку. Я у него спрашиваю: что случилось?

— А он?

— А он смеется. Любовь, говорит, случилась, дед. Я никогда не видел его таким. Видимо, правда влюбился. Серьезно влюбился!

Ася шумно выдохнула, губы изогнулись. Ревновала или сомневалась? Вопрос…

— То есть три дня назад. — Данила теперь точно знал, что три, а не четыре. — Вечером. Он приехал на такси, собрал вещи и уехал. Я правильно вас понял?

— Совершенно верно, молодой человек.

— Он не сказал: куда и с кем?

— Сказал, что едет в горы. С любимой девушкой. Одолжил у меня денег.

— Много?

— Откуда у меня много? Двадцать пять тысяч я ему дал. Что-то у него, видимо, было. Он же не так давно работал. Получил что-то. — Старик уткнул взгляд в стол. Извиняющимся тоном проговорил: — Мальчик ищет себя.

«Мальчик может проискать себя до пенсии», — вспомнились Даниле слова Виталика Сушилина.

— Точное место, куда он отправился, вам неизвестно?

— К сожалению, нет. И телефон выключен.

Плечи старика под старой льняной рубашкой, сидевшей колом, приподнялись и опустились. Он выглядел очень подавленным.

— Прошло всего три дня, Николай Константинович, — попытался утешить его Данила. — Если он поехал куда-то далеко, это время пути. И…

— Вы не понимаете, молодой человек! — перебил его гневно старик. — Егорушка не мог не звонить мне! Он всегда звонит и справляется о здоровье! Где бы он ни был, с кем бы он ни был! Всегда! Он волнуется за меня, переживает. Я единственный его родной человек. У него нет родителей. Я его воспитал.

— Это правда, — вставила Ася, когда старик умолк. — Егор очень переживает за деда.

— Вот! — Трясущиеся ладони накрыли руку девушки. — Асенька, ну где вот он может быть, а?! Я извелся, понимаете ли!

— Он едет, Николай Константинович. Просто едет по местам, где нет связи. Если вообще уехал, а не отдыхает неподалеку со своей любимой девушкой.

— Исключено! — грозно крикнул старик. — Егорушка тем же вечером, но позже звонил мне с железнодорожного вокзала. Он уезжал и был сильно расстроен. Чем? Так и не сказал мне.

— А с чего вы решили, что он расстроен, Николай Константинович? Шум поездов мог исказить речь и…

— Молодой человек! — Старик начал медленно вставать, опираясь ладонями в край стола. — Если я говорю, что мой внук был расстроен, значит, он был расстроен. Я стар, но не безумен!

— Простите нас. — Ася погладила старую морщинистую ладонь деда Егора. — Простите. Он что-то говорил конкретное, Николай Константинович? Когда он позвонил, о чем он говорил?

— Он почти ничего не сказал, потому что он… — Борода старика снова мелко затряслась. — Потому что Егорушка плакал, Асенька!

С некоторых пор он начал верить в приметы. Стареет? Возможно. Хотя ему всего сорок, не возраст для мужчины. В этом убеждала его Настенька — одна из последних его увлечений.

— Игореша, сорок лет для мужчины — самый расцвет, — мурлыкала она, цепляя острыми зубками его ухо. — Поверь мне. Я знаю, что говорю. И ты в свои сорок за пояс любого двадцатилетнего заткнешь.

Он верил и не верил. Но точно знал, что не станет состязаться ни с одним юнцом. Но, может, права Настя, и он еще не стар.

Тогда, получается, глуп, раз начал верить в приметы.

Игорь хрустнул шеей, поводив подбородком в разные стороны, и снова уставился на темно-коричневые ворота, возле которых остановил машину пять минут назад.

Почему-то, подъехав, он решил, что за этими воротами его непременно ждут гадкие новости. Чем это было обусловлено? Тем, что солнце тут же нырнуло за облако, накрыв площадку глубокой тенью? И его машина тоже оказалась в этой тени. У него тут же заныло под ребрами и в висок кольнуло: добра не жди.