Батья Гур - Убийство в субботу утром

Эли Бахар отвел взгляд от старых папок и поинтересовался, отчего его самого не было на месте. Старший Зелигман пояснил, что ему было необходимо нанести срочный визит в налоговую инспекцию, чтобы предотвратить серьезные осложнения одного из своих клиентов. А сын его, добавил он, всегда приходит позже.

— Но он работает допоздна. Оттуда, где он живет, непросто добираться в центр города, — сказал старик, глядя на сына, который подошел к нему, положил на плечо руку и произнес:

— Успокойся, папа, успокойся, это не твоя вина.

«Не его, — подумал Михаэль, — но разве мне от этого легче?» Он так и слышал голос Ариэля Леви, говорящий: «Здесь вам не университет, знаете ли…» — и все в таком роде, ощущал на себе косые взгляды и видел сдержанные улыбки своих недоброжелателей — всех тех, кто домогался вожделенной таблички, которую он вот-вот должен повесить на дверь кабинета: «Начальник Следственного управления Иерусалима». Так и видел подозрительные лица членов ученого совета Института.

Факты просты: в восемь утра папка была приготовлена, а в восемь тридцать в бухгалтерской конторе появился человек высокого роста, лет тридцати, усатый, в военной форме. Змира заметила брюки цвета хаки под толстой курткой.

— Куртка военного фасона и черные перчатки на руках, — добавила она. — Он сказал, что приехал за папкой.

Это все, что Михаэлю удалось вытянуть из девушки.

— Но я все это уже говорила ему, — сказала она, указывая на Эли, который поджал губы и произнес угрожающим тоном:

— А теперь, пожалуйста, повторите еще раз!

Она больше ничего не могла припомнить. Его знаков различия она не видела.

— На нем была эта большая куртка, я же говорила. И темные очки, знаете, которые скрывают глаза. Все, что я разглядела, это усы и полный рот зубов. — Она вытащила изо рта розовую резинку и разразилась слезами.

Никто не попытался ее утешить. Михаэль сидел в большом плетеном кресле возле стола, за которым восседал Зелигман-старший, теребя узел галстука и утирая с лица пот. То и дело он поглядывал на стену, где дипломы в роскошных рамках свидетельствовали, что перед ними — квалифицированный бухгалтер и аудитор.

На столе стояла ваза тончайшего венецианского стекла, и Михаэлю страстно захотелось схватить ее и грохнуть об пол. Он с трудом овладел с собой. Эли Бахар положил на место старые папки и сказал, что от них никакого проку.

— Здесь ничего, — произнес он, — только банковские счета.

Михаэль навострил уши.

— Банковские счета, — повторил он и спросил Зелигмана-старшего, хранит ли тот номера банковских счетов покойной. Да, сказал Зелигман и подтянул галстук. Он может сообщить, что у нее имелся один действующий счет и другие, которыми она не пользовалась.

— Вы интересуетесь также акциями, паями и деловыми счетами? — спросил он.

Всем, заявил Михаэль, всеми ее счетами в банке. Особенно теми, где она депонировала платежи пациентов.

— Без проблем, — сказал бухгалтер. У него здесь даже есть один из ее чеков, датированный прошлым месяцем, для зачисления на ее счет. — Она вносила авансовые платежи в счет подоходного налога в конце каждого месяца, — пояснил он. — Она не желала сама заниматься этими вопросами. Доктор Нейдорф полностью нам доверяла. Вот. Главный инспектор может убедиться сам.

Он открыл один из ящиков стола, наклонился, покопался в бумагах и наконец вытянул тонкую картонную папку, из которой извлек чековую книжку и подал Михаэлю. Она была выдана отделением Немецкой слободы Ссудного банка, внутри — два подписанных чека, один для налогового управления, другой в уплату НДС. Оба чека были датированы 15 апреля. Зелигман быстро пояснил, что она еще не получила чековую книжку на следующий финансовый год. Каждый год в апреле она предоставляет ему подписанные чеки на год вперед.

— Эта книжка была полна подписанными чеками; можете взглянуть на корешки — вот, посмотрите сами. Все полностью оплачено.

Так, значит, мы теперь обращаемся во втором лице, подумал Михаэль; другими словами, мы больше не боимся. Он припомнил своего экс-тестя — тот тоже менял третье лицо на второе, переходя на дружеский тон.

Эли Бахар сказал, что, возможно, придется забрать и старые документы.

— Забирай все, — сухо велел Михаэль. — У нас им надежней.

Зелигман-младший открыл рот, но передумал и промолчал. Зелигман-старший кивнул Змире и сказал:

— Подай господам конверт для этих документов.

Убрав бумаги в конверт, Михаэль выпустил последнюю стрелу:

— Мистер Зелигман, я хочу, чтобы вы подумали, прежде чем ответить, и отвечали абсолютно откровенно; мы не из налоговой инспекции. — Зелигман вновь принялся подтягивать галстук, а его сын уже собрался протестовать, но главный инспектор Охайон поднял руку в знак того, что еще не закончил: — Мой вопрос касается счетов. Декларировалось все? Вы уверены, что всем своим пациентам она выписывала счета?

Казалось, Зелигмана вот-вот хватит удар. Оборонительный тон исчез: задета честь дамы и польский рыцарь восстал на ее защиту. С покрасневшим лицом он воскликнул:

— Не знаю, с какими людьми вы привыкли иметь дело, господин главный инспектор. Но мы говорим о докторе Еве Нейдорф, знакомства с которой вы явно не были удостоены. Я могу сказать вам конфиденциальным образом, что даже не раз советовал ей работать поменьше, поскольку при ее щепетильности с декларированием доходов для нее экономически не имело смысла столько трудиться. Она всегда отвечала, что подумает, но для нее и вопроса не стояло, давать ли пациенту счет. «Господин Зелигман, — говорила она, она всегда очень уважительно ко мне относилась, — господин Зелигман, в такой работе, как моя, нужно соблюдать моральные принципы; нельзя вести себя, как лавочник». Положа руку на сердце, могу вас уверить, что она всегда выписывала счета, сохраняла копии и декларировала все доходы. И поверьте мне, у меня есть разные клиенты; я знаю, о чем говорю.

Если Михаэля и убедила его речь, он ничем этого не показал; пока они спускались в погромыхивающем старом лифте, он резюмировал свое отношение к Зелигману: «Надутый индюк». Змира глазела на него и Эли испуганными глазами. Понадобилось немало времени, чтобы уверить ее, что она не сделал ничего заслуживающего наказания. «Обычная рутина, мы так работаем», — вновь пояснял Эли по пути в Русское подворье. Сначала он отвел ее сделать фоторобот посетителя, затем попросил написать заявление об утренних событиях. Еще по дороге спросил, как разговаривал тот человек. Она думала, что, судя по выговору, он скорее ашкеназ, чем сефард.

— Она смогла бы узнать его голос, а может, и его самого, если бы увидела снова, — докладывал Эли Михаэлю часом позже.

Были кое-какие позитивные сдвиги, которыми Михаэль попытался себя утешить. Например, когда он зашел в кабинет в половине двенадцатого, Цилла быстро сказала в трубку: «Вот он, только что вошел». Она сидела на его стуле и что-то чертила карандашом. Михаэль взял трубку у нее из рук.