Александр Барр - Одна в пустой комнате [litres]

– Надо же.

Федор Петрович еще сомневается, но решает спуститься.

Он передвигает руками и ногами. Чертит животом о кору и разговаривает сам с собой.

– Выходит, я все же победил?

– Похоже на то.

– Больше он не появится?

– Думаю, нет.

Фальшивка возвращается к дому.

– Теперь у меня по-настоящему развязаны руки?

– Да!

Фальшивка смеется на весь лес. Радостно кричит «да», «йуху», и эхо повторяет за ним.

Вернувшись домой, Федор Петрович первым делом достает голову мисс Совершенство.

Он поднимает с пола парик и натягивает его на пластиковую болванку. Он берет мисс Совершенство с собой в туалет.

Отворачивает голову девушки лицом от себя, чтобы та не видела, как он испражняется. И сидя на унитазе и кряхтя, начинает беседовать.

– Говоришь, нужно новую коллекцию собрать? – В его звериных глазах вновь поблескивает огонек.

– Да, мой хороший. Отличная идея.

– Говоришь, новорожденных людей надо?

– Ты и сам знаешь, что это лучший выбор.

– Да. Ты права. Как всегда, права.

Фальшивка поднимается с унитаза. Смотрится в зеркало. Одной рукой он вытирает зад, другой поправляет кожу на лице.

– Что думаешь, как должна выглядеть идеальная акушерка?

Мисс Совершенство не отвечает.

– Если она будет такая?

Возле зеркала стоит и вытирает зад добродушная пожилая женщина с добрыми голубыми глазами.

– Что скажешь? – Его голос становится теплым и нежным. – Меня зовут Ефросинья Павловна. Я работаю акушеркой вот уже сорок с лишним лет.

Фальшивка смывает бумагу в унитаз, берет под мышку голову мисс Совершенство и идет к телефону.

Он собирается позвонить в больницу и предложить свою кандидатуру на работу.

Снимает трубку, набирает номер.

– Алло. Здравствуйте. – Он начинает говорить, но передумывает.

Пожилая Ефросинья Павловна вешает трубку.

– Нет. Новая коллекция должна начинаться с покупки нового дома, в новом доме.

Он надевает на себя платье, подводит губы красной помадой, собирает в сумку предметы первой необходимости.

Фальшивка возвращает маску мисс Совершенство на полку к остальным и прощается с манекенами, словно со своими детьми. Обнимает каждого, обещает, что будет помнить.

Закрывает шкафчик на замок.

Вешает ключ рядом на гвоздик.

Останавливается возле изрисованного зеркала, подмигивает отражению старушки и выходит из дома.

Фальшивка идет к остановке.

– Прощайте, – говорит женщина себе под нос, и по ее щеке непонятно от чего стекает слеза.

Спустя много лет и сменив сотни масок, собрав несколько масштабных законченных коллекций, Федор Петрович идет с отрешенным взглядом по пустынной улице.

Он гладит рукой стену, пробегает пальцами по разрисованной талантливым райтером кирпичной кладке и улыбается.

Он улыбается не изображенной веселой рожице с широкой разноцветной пастью, нет. Он полностью погружен в свои мысли.

У Федора Петровича умиротворенный вид.

Он не переживает, что вот-вот его кто-то арестует. Его не пугает, что сейчас сразу несколько следователей идут по его следу. За столько лет полиции не удалось его схватить, и вряд ли уже когда-нибудь удастся.

Федор Петрович больше не коллекционер.

Его больше не заботят такие глупости. Теперь он не ищет удовольствия в окружающем мире.

Все, что ему нужно, у него уже есть.

Фальшивка сворачивает за угол, цепляет рукой паутину, размазывает ее по бетону и размышляет вслух.

– Свиристель. Каучук. Братефоре.

Он произносит нелогичные, бессвязные слова, которые только в его голове обретают смысл. Глубокий, истинный смысл, понятный только ему самому, с его больной фантазией.

Он вышел за рамки. Покинул пределы трехмерной системы.

В его зверином существе происходит пересчет, переоценка ценностей. Сейчас он видит…

– Камень. Листья. Две трубы.

Он произносит слова и загадочно улыбается.

Он похож на старую ведьму, которая поселилась в дремучем лесу, помешивает большим черпаком котел с супом из мышиных хвостов, добавляет в варево чешую змеи и приговаривает слова таинственного заклинания.

– Арка. Гроб. Кафе. Нефтяник.

Федор Петрович победил совесть.

Убил наконец в себе надоедливое «социальное я», пропитанное ненужными, как ему казалось, жалостью и состраданием.

Окунулся с головой в водоворот четвертого измерения.

Вот только водоворот этот выложен фальшивыми нарисованными игральными картами. Нарисованными небрежно, от руки, на листочках в клеточку. Вырезанными изогнутыми маникюрными ножницами и с неровно оборванными краями.

– Слиток. Кровля. Бенефис.

Он безнаказанно собирал экземпляры. Срезал с людей маски. Дарил им карамельный запах. Но не получал ничего взамен.

Без «я» все его ритуалы, вся пролитая кровь больше не имели никакого смысла.

Весь азарт и все удовольствие, как оказалось, скрывались в его бесконечной борьбе со своей назойливой совестью.

Его жизнь с самого начала была игрой.

С самим собой в прятки.

В этой игре всем дано по сто очков. И нет никого с двумя сотнями. Маски индиго скорее исключения, и там тоже есть жесткие ограничения, но по времени…

Какой-то из масок природа закидывает двадцать очков в ловкость, тридцать в интеллект, остальное, например, в здоровье.

К теме равенства и различиях кирпичей в стене.

Каждый раз, когда фальшивка думает о кирпичах, вспоминает Аркадия. Он скучает по любимой маске.

Можно сознательно перераспределить очки. Часто со временем хочется подкорректировать исходную маску. Хочется, например, добавить в нее силы. Но это, как уже смог убедиться фальшивка, абсолютно зря. Добавляешь в одно, убывает в другом. Нет масок с двумя сотнями. А привычка – она такая. Уровень удовлетворенности падает.

Есть вариант попотеть, изловчиться и хитро перераспределить очки. Закинуть побольше в счастье.

Но здесь поджидает ловушка.

Если переборщить, назад пути не будет. Можно перестараться, забросить больше, чем способен впоследствии исправить, и в результате будешь с отрешенным взглядом бродить по улицам, гладить рукой стены в ожидании весеннего обострения.

Привычка – она такая…

Счастье – оно такое…

Ключ от четвертого измерения не подходит ко всем замкам.