Наталия Новохатская - Критский бык

А в соседнем подъезде жила моя приятельница Люба, её квартира располагалась на первом этаже, к тому же детишки пользовались окном, как лишней дверью. Люба неоднократно сетовала на их идиотскую привычку, поэтому я знала, что из её квартиры можно попасть в тихий переулок, на который не выходит ни одна из дверей нашего дома. Будь гипотетические наблюдатели хоть семи пядей во лбу, но выставить пост в этом переулке им вряд ли пришло бы в голову, для такого варианта нужно лишиться рассудка либо устроить на меня войсковую засаду, признаков которой я не наблюдала, когда глядела в оба окошка.

Свет я тушить не стала, оставила настольную лампу, как она светила при Гарике, и отбыла во мрак, предварительно заглянув в дверной глазок. Там было пусто. В подъезде тоже никого не было, я преодолела соблазн плюнуть на паранойю и выйти из дому в открытую, отодвинула дверь «Стартрека» и протиснулась в Любин подъезд. Там тоже было пусто, тусклая лампочка приветливо освещала дверь квартиры Разумовских, но звонок у них теперь не работал, надо думать, детишки поэкспериментировали.

В любой другой дом я бы постеснялась стучаться в двенадцатом часу пополудни, тем более с неординарной просьбой, но професссия обязывала Любу к терпимости. Замечательная женщина и кандидат наук от психологии, Люба Разумовская выслушала мою просьбу, не моргнув глазом и даже не вспомнила о клинике. Естественно, я мотивировала свое бредовое поведение вескими причинами, даже указала на спящего Гарика. Вид на скамейку с моим бывшим другом просматривался из гостиной комнаты достаточно наглядно. Люба даже ухитрилась его признать.

Согласившись с изложенными резонами, Люба внесла в проект значительное дополнение. К ней, вернее, к младшему сынишке, пришёл на свидание бывший второй муж, Лёва, точнее, не пришёл, а приехал. В момент моего появления папа с сыном прогуливали пса, а когда вернутся, то Люба бралась обеспечить не только свободный выход из окна, но и транспортировку, куда мне захочется. В свободное время Лева подрабатывал частным извозом, поскольку профессия глазного хирурга отнюдь не обеспечивала возможности достойно содержать три семьи, одну действующую и две бывшие.

Как было задумано, так и сделалось, быстро и споро. Лёва появился и пошёл выгонять машину в переулок, а мальчишки выпроводили меня из окошка, даже попридержали, чтобы тётя Катя не грохнулась. Тем временем Люба безмятежно и эффективно руководила операцией высадки. Что подумал трехсемейный хирург Лёва, я сказать не берусь, возможно, он решил, что я частная пациентка его бывшей жены, поэтому моим причудам не препятствовал. Лева, как только я уселась к нему в машину, деловито спросил, куда везти, а далее беспечно флиртовал со мною всю дорогу. Надо думать, любая женщина, лишь бы без детей и семейных обязанностей, тянула Леву к себе, как магнит, годилась даже ненормальная. Как я поняла, с нормальными женшинами Леве отчаянно не везло. По договорённости Лева высадил меня у незаметной калитки в железной ограде сада и недалеко проводил по дорожке, ему показалось невозможным оставить одинокую беззащитную женщину в тёмных аллеях ночного парка.

Только когда в ветвях засветилось знакомое окно, я заверила провожатого, что всё в порядке и обещала, что непременно воспользусь его автомобилем для прогулки. Обзаведшись почти романтическим приключением и получив оплату по ночному тарифу, хирург Лёва покинул меня и пошел обратно, пообещав, что подождёт у входа полчаса, на всякий случай. Ночная романтика в ночном парке показалась ему сомнительной. Мне, между прочим, казалось почти то же самое, но Лёве я докладывать не стала. Не проживай Лёва в малогабаритной квартире с третьей женой и третьей тещей, я бы плюнула на предрассудки и попросилась в гости. Но, видит Бог, очередная теща могла не перенести романтики!

Итак Лёва сгинул во тьме, а я помедлила под освещенным окошком, причём во второй раз за долгий вечер, пролетевший, как одна копейка, но принесший неисчислимые миллионы и миллиарды. Валюта, конечно, подкачала, да и миллиарды тоже, но всё же…

Сквозь отпертую дверь и тёмную лестницу я просочилась, как тень, нашла наощупь двустворчатую дверь и тихо ее отворила. Лампа освещала комнату под каким-то причудливым углом, но главное зрелище меня отчасти устроило. Миша сидел за столом в полном одиночестве, обняв обеими руками половину распиленного черепа, заботливо очищенную от окурков. Надо понимать, что временный хозяин флигеля уселся спать, лелея мысль о бренности и всего земного. Не исключено, что череп он вымыл в мою честь, в знак ожидания неверной беглянки до гробовой плиты либо до прозекторского стола.

Утешив себя мрачными метафорами, я стала располагаться в знакомом антураже. Чёрную торбу с сундуком мертвеца я закинула практически под спальные матрасы, платьем завесила распахнутое окно, а сама приоделась в домашний комплект из операционной или морга, в травянисто-зеленый медицинский халатик. Когда я заслонила собою лампу в очередной раз, Миша поднял голову от стола и сонно забормотал.

– Ты нашла? Или они унесли, я не успел, – сообщил он почти невнятно.

Теряясь в догадках, я подошла к столу и заговорила почти неслышно, по-моему, именно так следовало беседовать с лунатиками.

– Что надо было найти? Скажи мне, я не знаю, – вкрадчиво прошептала я.

– Катюша! Я так боялся, что ты не придёшь! – почти не сонно обрадовался Миша. – Мне всё время казалось, что ты под окном услышишь, как они орут и тут же убежишь. Никак не мог дураков выгнать, честное слово. Неужели они бутылку с собой взяли? Я опять купил ту коровку, которая тебе понравилась, и спрятал от них. Посмотри в углу, пожалуйста.

И вновь, второй раз за вечер глупые слёзы навернулись на глаза, ещё один пьяный партнер проявил обо мне заботу. Припас бутылку молочного ликера и не выпил месте с друзьями! Да, и на плохой дорожке попадались удивительно приятные моменты, надо признать объективно, что там ни говори! Бутылка с коровкой немедленно нашлась в целости, и кто-то ни единожды не вспомнил, что не выносит пьяных мужиков и знаков их внимания. С коровкой всё происходило в другом измерении и иной плоскости. В особенности, когда медицинский халат обрёл привычное место абажура, а свет сначала направился погулять в уснувший сад, потом куда-то делся вовсе, заменился полулунными, полусонными обрывками.

Слишком скоро наступившим утром я проснулась первой, сготовила окаменевший кофе на одну персону, написала Мише развернутую записку и оставила на столе. Я писала, что неотложные дела требуют моего внимания, я покидаю его ненадолго, но ближе к исходу дня намерена появиться в сторожке, что бы там ни стряслось с остальным миром. Даже если он провалится в тартарары. Катя.