Наталья Андреева - МоLох

— Лиза, ты сказала, что вчера поругалась с сестрой. А причина? — напряжено спросил он.

— Я хотела бы поговорить об этом наедине. Осип, не обижайся, это личное.

— Я выйду на лестничную клетку, — с готовностью встал Гольдман. — Я бы поехал домой, но уже поздно.

— Ночуй здесь, — хором сказали Бобров и Бетси. Теперь уже Гольдман порозовел от удовольствия.

— Пойду, куплю что-нибудь к чаю, — сказал он. — Мы ведь будем пить чай?

Бобров не стал при Бетси совать ему деньги. В конце концов, в Чацке Гольдману всегда продадут любой товар в долг. Когда Осип вышел, Бетси встала и подошла к окну.

— Ну? — требовательно спросил Бобров.

— Нина приехала в одиннадцать, на такси, злая. Такой я ее еще никогда не видела. Я спросила: «Что случилось?» По-хорошему спросила. А она вдруг стала на меня кричать. — Бетси повернулась, и Бобров увидел, что ее щеки красные от смущения. — Я не хочу это повторять.

— Она ругала меня, да? Говорила, что я не мужик. Импотент. Небось, орала: «забирай его себе, это г… о!»

— Откуда ты знаешь?!

— Догадываюсь. Твоя сестра решила, что не достанется Квашнину девственницей. И хотела, чтобы это сделал я. А я не сделал. И не потому что я не мужик. Потому что не хочу. Не хочу и все.

— Если бы ты это сделал, я перестала бы тебя уважать.

— Лучше бы сказала: перестала бы тебя любить. Тогда бы я пожалел о вчерашнем вечере.

— Почему, Андрей? Чем я тебе так мешаю? Я же ничего не прошу.

— Ты хорошая. Умная. У Гольдмана, вон, в шахматы выиграла.

— Он мне поддался, — улыбнулась Бетси.

— Ты еще умнее, чем я думал, потому что ты это поняла… Лиза, нам надо найти убийцу. Тогда все закончится. Квашнин уедет обратно в Москву, твоя сестра, возможно, уедет с ним. И этот… Байдашев уедет.

— А ты?

— Я останусь. И все будет, как раньше. Я, ты, Ося. Шашлыки у вас в саду. Тихие вечера в беседке.

— Долгая-предолгая зима…

— И что? Посидев в тюрьме, я понял, что и зимой неплохо. На свободе-то. Гораздо лучше, чем в тюрьме в мае. Мы ведь не глупее, чем вор и убийца, который совсем, похоже, потерял голову от страха, что его разоблачат. Неужели мы не поймем, кто это?

— А если это мой отец? — тихо спросил Бетси.

— Ты тоже об этом думала? — жадно спросил Бобров.

— Папа в последнее время заметно нервничает. Он стал какой-то странный. И… он знал Толоконникова.

— Да ты что?!

— Они ведь родня. Дальняя, но все же. Василий Иванович к нам раньше заходил. Но потом перестал. Я не спрашивала у отца, что случилось, но могу.

— Вряд ли он тебе ответит… Значит, твой отец знал мастера, который делал дубликаты ключей от банковских ячеек, — задумчиво сказал Бобров. — А во сколько твой отец сегодня ушел из дома?

— Раньше меня. Хотя мне сегодня к первому уроку. Но когда я вышла на кухню завтракать, отца уже не было. Я подумала, что он в саду, или клетки чистит. У нас ведь никто ни за кем не следит. Работы много и по дому и в огороде.

— Он ведь ездит в банк на машине, — задумчиво сказал Бобров. — Не на Нининой, надеюсь?

— Что ты! На нашей старенькой «Ладе».

— Жаль. Нинина машина приметная. А вот вашу «Ладу» вряд ли вспомнят. — Бобров вздохнул: — Выход один: идти к Мартину.

— Мартин не всесилен, — грустно сказала Бетси.

— Что мы о нем знаем?

Хлопнула дверь. Гольдман дал понять, что он вернулся. Ося долго шаркал в прихожей ногами, хотя на улице стояла сушь, и незачем было так уж долго тереть подошвами чистых ботинок о коврик у входной двери. Бобров улыбнулся и подмигнул Бетси:

— Деликатничает. Как будто мы могли делать что-то предосудительное.

— Дурак ты, Бобров, — сердито сказала Бетси и пошла к Гольдману, забрать у него коробку с вафельным тортом и включить чайник.

Байдашев был в бешенстве, но изо всех сил старался это скрыть. Наступила среда, в пятницу, крайний срок в субботу он должен был назвать Квашнину имя вора. Он крайне самонадеянно заявил боссу, что управится меньше, чем за неделю. Но вор его опять опередил.

Утром Байдашев наведался в полицию, за результатами экспертизы и всем остальным, что успели нарыть опера, где узнал, что Андрея Боброва отпустили. У того оказалось железное алиби: квартирная хозяйка рано утром зашла за деньгами.

«Дуракам везет», — с досадой подумал Байдашев. Результатов экспертизы и официального протокола патологоанатомического вскрытия потерпевшего В. И. Толоконникова еще не было, в провинции, как всегда не спешили. Единственное, чем удалось разжиться Байдашеву, это информацией о собственном звонке в полицию, и о том, что кто-то подставил Андрея Боброва.

«Я и сам это знаю, идиоты», — еле сдержался он. Бобров оказался везунчиком, и это взбесило Леонида Байдашева окончательно. Кроме того, что он потерял единственную нить, ведущую к вору, ему еще и сдали каре против трех тузов и джокера Боброва. Даже шельмуя, Байдашев оказался против джокера бессилен. Ну, кто же знал, что хозяйка зайдет к Боброву за деньгами именно в тот момент, когда в рабочем городке, в гаражах, убьют Толоконникова, сделавшего дубликаты ключей от ячеек?

Надо было что-то делать, но что?

Леонид Байдашев был опытен и умен, и он правильно оценил свои шансы. Если он не управится до конца недели, Квашнин его, конечно, не выставит на улицу. Но доверять перестанет. И начнет присматривать другую кандидатуру на должность Леонида Байдашева в службе безопасности холдинга, в который входит, в том числе и банк «Счастливый» со всеми его филиалами. Должность прямо скажем, не пыльную, ибо Байдашев подчиняется напрямую Василию Дмитриевичу Квашнину, и никому больше. Сотрудник для особых поручений, с таким окладом, которому позавидуют и чины повыше. Байдашев это ценил, и местом своим дорожил. За такой грубый просчет, какой случился в Чацке, его запросто могут сместить. Ничего ему, разумеется, не говоря, балуя премиями и симулируя полное доверие. Байдашев прекрасно знал, как это делается. Незаслуженная премия — первый звоночек. Когда поощряют провалы, это ничего хорошего не сулит.

Байдашев решил, что он будет имитировать бурную деятельность и если надо врать. Врать беспрестанно. И если уж так случится, что он не управится в срок, то у него на руках будут убедительные доказательства против человека, которого он, Байдашев, выберет на роль преступника. Надо назвать Квашнину имя — он его назовет.

— И что, ни одной зацепки? — кисло спросил он у огромного парня с маленькими глазками и низким лбом. Того самого опера, который сливал Байдашеву информацию по делу о кражах и теперь уже двух убийствах, случившихся за последнюю неделю в тихом провинциальном Чацке. За деньги, разумеется, сливал. — Как же так, Паша? — он старался говорить мягко, но его речь лишь на слух была, как замшевая шкурка. Байдашев обрабатывал Пашину сознательность наждаком. Деньги берешь? А за что?