Наталья Андреева - МоLох

«Соль соли земли», воодушевившись, поедала бутерброды с икрой и осетриной, поверив в свою исключительность.

Квашнин, пригубив коньяк, сел и орлиным взором обвел пирующих сотрудников «Счастливого». Бобров замер. «Ну, начали за здравие. Но кто же вор? Неужели он сейчас это скажет?!»

Ему самому кусок в горло не шел. Приближался момент. Тот самый момент истины, которая должна быть озвучена. Без этого москвичи не уедут.

Воспользовавшись паузой, когда все дружно и с аппетитом закусывали, Квашнин весомо сказал:

— Я не закончил свою речь.

— Так! Тихо всем! — тут же скомандовал враз выпрямившийся Свежевский. Который на полусогнутых стоял за плечом Квашнина, на посылках. Казалось, Стас готов немедленно вцепиться в глотку всякому, кто посмеет перебить Василия Дмитриевича. Народ затих.

— Надеюсь, вы не забыли цели моего визита в Чацк? — спросил Квашнин. — Я приехал с ревизией, чтобы навести в банке порядок. Об этом я буду говорить сидя. Все меня если не увидят, то услышат. Итак, причиной ревизии послужило воровство из клиентских ячеек. К которому добавились два убийства. В банке орудовала преступная группа, состоящая, как выяснилось, из четырех человек. Да, четырех. Двое из которых убиты. Что до остальных, с ними разберутся не далее как в понедельник. Не скрою: дело запутанное и сложное, но мы с моим помощником во всем разобрались, — Квашнин взглядом нашел Байдашева. Тот привстал. — Сиди, Леня. Итак, дело, можно сказать, закрыто.

— И… кто? — выдохнул сидящий справа от Квашнина Шелковников.

— Не будем, друзья, портить праздник.

Боброву показалось, что слово «друзья» Квашнин произнес с презрением. Ну, какие они ему друзья, все эти люди? Он уедет в понедельник в столицу, на свою Рублевку, они останутся здесь. Вместе с воспоминаниями о грандиозном празднике, который для Квашнина так, номер отбыть. Заигрывать с народом сейчас модно. Вот он и заигрывает.

— Но все-таки, Василий Дмитриевич? — робко спросил кто-то. — Ведь он среди нас, убийца-то.

— Возможно, — загадочно улыбнулся Квашнин. — За ним приглядывают, не беспокойтесь. И если он сам, добровольно захочет сейчас признаться… — Квашнин замолчал.

Все видели, куда он смотрит. На стол, за котором сидели Зиненки. Нина вздрогнула и побледнела.

— Ну? Я жду! — требовательно сказал Квашнин.

Все затихли. Слышно было, как пикируют на сидящих за столами «счастливцев» одуревшие от дыма мангалов и такого количества вкуснятины комары. Людей, чьей крови можно было напиться до одури, мало заботили комариные укусы, так они, эти люди были пьяны. От вкусной еды, от водки и вина, от осознания своей избранности.

Байдашев напрягся. Вор уже дважды доказал, что может выкинуть фортель, поэтому Ленчик машинально нащупал лежащий в кармане джинсовой куртки пистолет. Табельный Макаров, пристрелянный, надежный. Стрелял Байдашев, как Бог, и Василий Дмитриевич сказал чистую правду: вор под присмотром. Точнее, под прицелом. Снять его Байдашеву не проблема, если вор вдруг побежит, даже в сумерках.

Пауза затянулась. Даже самые голодные перестали жевать, понимая важность момента. Последнее предупреждение. Все невольно косились друг на друга: кто? Но ни один из сидящих за столом не встал. Через минуту стало понятно, что и не встанет.

Наконец, в полной тишине Квашнин сказал:

— Что ж… Пусть события развиваются своим чередом, — и взял со стола наполовину пустую рюмку.

Все сочли это сигналом и дружно потянулись к своим. Какое-то время под навесом еще царило напряжение, но по мере того, как народ наполнял пустеющие стаканы, становилось все оживленнее. Миллер, получив сигнал от Свежевского, ринулся настраивать аппаратуру. Вот-вот народ захочет пуститься в пляс. Олег заметно нервничал, ведь ему доверили такое ответственное дело! Бобров видел, как у Миллера трясутся руки, и он путается в проводах. Даже захотелось Олега подбодрить: да все будет нормально. Лишь бы громко.

— Как микрофон, Василий Дмитриевич? — угодливо сунулся Миллер к боссу. — Не подвел?

— Ты кто? — Квашнин удивленно обернулся.

— Я это… за музыку отвечаю, — тупо улыбнулся Олег. И поспешно добавил: — И за микрофон.

— Сергей Валерьевич, к пуговицам претензии есть? — насмешливо спросил Квашнин у Шелковникова.

— Э-э-э… не понял вас?

— Молодой человек отвечает за микрофон. Похвальное рвение.

— Олег у нас на хорошем счету, — приободрился Шелковников. — У нас все сотрудники готовы совмещать по несколько должностей. Вот и он…

— Хватит, — оборвал его Квашнин. — Я просто пошутил. Молодой человек, занимайтесь своим делом. Тяните провода, или что у вас там?

— Сей момент! — Олег расцвел улыбкой.

Нина сидела, молчаливая, задумчивая. Ей, похоже, не понравилась речь Квашнина. Вторая ее часть. Она прекрасно видела, что говоря о воре, Василий Дмитриевич смотрел на ее отца. Нина гадала: как это отразится на ней? На ее будущем? Бобров услышал, как Василий Дмитриевич негромко сказал Байдашеву:

— Второе предупреждение, Леня. И — ноль эмоций.

— После первого убили Липкину, — напомнил тот.

— Ты говоришь, у тебя есть и вторая банковская крыса?

— Да, есть, — кивнул Байдашев. Он обернулся, ища глазами Шурочку: — Операционистка. Я сейчас ею займусь.

— Погоди, пока все разбредутся. Без шума и пыли, понял?

— Есть.

«Вот оно, начинается!» — занервничал Бобров. «Эта длинная ночь, когда всякое может случиться. Не пей Андрей, слышишь?»

Но рука сама потянулась к стакану. Внутренний барометр Боброва был на пределе. Прыгающую стрелку необходимо было выровнять. Иначе Бобров за себя не ручался. И он залпом выпил коньяк.

На него, не отрываясь, смотрели огромные, печальные глаза Нины.

Впоследствии Бобров с усмешкой думал, что это была, пожалуй, самая долгая ночь в его жизни. Она вместила в себя столько событий, в основном печальных, и столько коньяка, что потом Бобров диву давался: как смог столько выпить и все запомнил? В мельчайших подробностях. Пил и не пьянел, хотя, временами казалось, будто лес вокруг качается, а могучие сосны, обнявшись, ведут хоровод.

Хотя… главное он упустил. Вернее, в ту ночь он еще не понял, какое событие было главным. С чего все началось, весь этот ужас. Бобров сидел под навесом, мрачно пил коньяк и истекал слюной, как и все, пока над жаркими углями сочились жиром и соком огромные куски мяса. В спешке Зиненки нарезали крупно, что свинину, что телятину, а баранину вместе с костями порубили так, что под ее кусками прогибались шампуры.

— Сыро горячо не бывает! — то и дело раздавалось от столов. — Несите уже!

Миллер все суетился на глазах у начальства, из кожи лез вон, чтобы его старания заметили, не отставал и Свежевский.