Наталья Андреева - МоLох

— Василий Дмитриевич, снимете пробу? — лебезил он. — Первый кусок — вам.

Квашнин же, вместо того, чтобы его осадить, снисходительно улыбался. Бобров, да и все, кто еще был в состоянии соображать, недоумевали: что происходит? Почему вдруг Стас в такой милости? Из-за того, что организовал эту поездку на турбазу? Или есть другая причина?

Шашлык ели уже под музыку: Олег запустил дискотеку. Народ поначалу стеснялся высокого начальства, но по мере того, как все напивались, отпускало. И вот один парнишка высигнул в центр дощатого танцпола, потянув за собой подружку, другой — и понеслась! За юркими продажниками потянулись тяжеловесы: бухгалтерия с юристами. Танцпол постепенно заполнялся людьми. Только понурый Зиненко сидел, опустив голову и вцепившись в стакан.

— Гриша, веди себя прилично, — шипела, нагнувшись над ним, Анна Афанасьевна. — Не напивайся, слышишь?

— Так все пьют…

— А ты не пей, как все!

— Ты слышала, что он сказал? — Зиненко взглядом указал на Квашнина.

— Ну а причем тут ты?

— Он ведь на меня смотрел!

— Да мало ли куда он смотрел!

— Да был я в этих гаражах, Нюся, ты, что не понимаешь?! У Толокно. Видели меня там.

— Гриша! — Анна Афанасьевна испуганно закрыла ладонью рот. Зиненко с усилием, будто он был неимоверно тяжелым, оторвал стакан с водкой от стола и осушил до дна.

Анна Афанасьевна нетерпеливо стала оглядываться: где дочь? Нина по-прежнему сидела за столом. Она почти не ела и не пила. Квашнин увлеченно беседовал о чем-то с Шелковниковым и Мартином. Точнее, Василий Дмитриевич говорил, Шелковников угодливо подхихикивал, а Мартин стеклянными глазами смотрел на бутылку коньяка, которая стоял перед ним.

Анна Афанасьевна воспользовалась моментом и дернула дочь за плечо:

— Нина!

Та вздрогнула и обернулась.

— Иди, скажу чего.

Нина нехотя встала. Мать потянула ее в темноту, подальше от гремевшей музыки.

— Да куда ты меня тащишь?! — возмутилась, наконец, Нина.

— Поговорить надо.

— Господи, чего тебе еще?! — Нина в отчаянии заломила руки.

Мать была пьяная, как и все, Нина поняла это по ее возбуждению и путаной речи.

— А ты не кочевряжься! Чего сидишь, будто каменная? На танец его пригласи, Квашнина. Олегу скажи: пусть музыку поставит медленную и объявит белый танец. И иди к нему. К Василию Дмитриевичу. Пригласи его, приласкай.

— Да разве он танцует?

— Танцует, не танцует, тебе, что за дело? Ты прижмись к нему покрепче, да рукой вон там проведи… — Анна Афанасьевна тронула дочь за промежность.

— Мама!

— Что мама? Учить тебя надо? Мать научит. Все целку из себя строишь. А отец вон, не сегодня-завтра в тюрьму сядет! О нас ты подумала?

— Мама!

— Отец убийца — и на тебе позор. На всю жизнь позор, не отмажешься потом, слышишь, Нинка? Так что давай, ложись под него, хватит кобениться.

— Да ты пьяная!

— И ты выпей, все легче, — Анна Афанасьевна всхлипнула. — Думаешь мне, легко? Да когда мне было легко, доча? Пятеро вас у меня, и все девки. Одна только правильная уродилась… Христом богом прошу, доча, помоги, а? — она просительно заглянула Нине в глаза.

Та уже и сама поняла: надо что-то делать. Квашнин явно ждет. Нина то и дело ловила на себе его вопросительный взгляд. Он ведь ясно сказал: фраза «если ты не захочешь, то ничего не будет», — не прозвучит. Официальная часть закончена, дальше все предоставлены сами себе. И им с Василием Дмитриевичем пора уединиться.

— Хорошо, — с усилием сказала Нина. И посмотрела на возвышающегося горой Квашнина. — Ты сама скажи Олегу, мама: пусть медляк поставит. Я пошла.

— Вот умница! — с чувством сказала Анна Афанасьевна и бросилась искать Миллера.

Едва Нина дошла до стола, за которым сидело начальство, как раздался жизнерадостный голос Олега:

— Медам и месье! По многочисленным заявкам! Белый танец! Дамы приглашают кавалеров!

Народ взревел. Все уже изрядно выпили и постепенно разбивались по парам. Как и на всяком корпоративе, комбинации грозили образоваться самые неожиданные. Тот, кто не решался подкатить к своей избраннице или избраннику в банке, осмелел. И белый танец был как нельзя кстати. Обозначить намерения, закрепить их или изъявить согласие. Поскольку выбирает всегда женщина. Мужчина может только предложить.

— Василий… — Нина с трудом проглотила отчество. — Разрешите пригласить вас на танец?

Она думала, что Квашнин откажется. С его комплекцией, статусом, в месте, которое этому статусу не соответствует. На какой-то турбазе, чуть ли не в лесу, где, несмотря на дым от мангалов беспрестанно атакуют комары, и публика — быдло. Теперь Нина видела, какое же это быдло! Все пьяные и сытые, а все равно не могут оторваться от еды. Жуют, чавкают, рыгают… Банковские служащие, эта «соль соли земли» тайком, а потом, по мере того, как они все больше пьянели, все смелее и смелее тянули со стола деликатесы и складывали их в заранее приготовленные пакеты и сумки. Побаловать родных, которые не попали на этот корпоратив. Небось, у Квашнина не убудет. Нина увидела, как один из продажников взял со стола непочатую бутылку водки и, уже не стесняясь, засунул ее в цветастую болоньевую сумку.

«И зачем только я все это затеяла?» — в отчаянии подумала Нина. «Время тянула? Господи, какая же я дура!».

Она понимала, что мать права. Надо что-то делать. Пригласить Квашнина на белый танец?

Станет он на глазах у подчиненных топтаться на танцполе! Но неожиданно для Нины Квашнин расцвел улыбкой:

— С удовольствием!

Казалось, он именно этого от нее и ждал. Когда она заметит в нем мужчину и на глазах у всех признает его право на нее. Неожиданно для Нины, да и для всех, Василий Дмитриевич легко взошел на танцпол и с видом знатока положил руку на тонкую Нинину талию. Все расступились, давая им место. Нина ожидала, что Квашнин притиснет ее, по-медвежьи облапит, и они минуты три будут топтаться в центре отведенной для танцев площадки. Главное это беречь ноги. Но Квашнин повел Нину, как заправский танцор, с неожиданной для его комплекции ловкостью. Народ одобрительно загудел.

«Да он великолепно двигается!» — с удивлением подумала Нина. Она чувствовала себя перышком в его руках, ей оставалось только приноровиться к манере Василия Дмитриевича. От природы Нина была музыкальна, и танцевала хоть и по наитию, но движения ее были плавными и уверенными. Квашнин тоже оказался хорошим танцором. Она вдруг начала получать от танца удовольствие. Это было нечто среднее между вальсом, который под такую музыку танцевать было невозможно, и танго. А не то, пачангой. Тем, что называют грязными танцами. В которых больше чувственности, чем техники.

Народ уже почти не танцевал, все смотрели, что выделывает на танцполе Квашнин. У Нины закружилась голова, от быстрого танца, и от восторга. Оказывается, не так это ужасно, быть в его объятиях!