Кирилл Казанцев - Черные списки судьбы

– Выползла уже, – поразился Витька, – шестой час, чего ей не спится.

Бабка поправляла сползавшие очки и разглядывала стену, опираясь на палку. Макс пошел к старухе.

– Вы бы домой шли, баба Надя, – сказал он, – погода плохая, дождик скоро начнется. Дома лучше.

Бабка глянула на безоблачное небо, на Макса и снова на стену. Подтянулся Витька, посмотрел вверх и присвистнул. Торцевую стену дома там, где еще вчера была пожарная лестница, рассекала трещина, земля рядом была обильно посыпана кирпичной крошкой, раствор выпирал из кладки, как начинка из слоеного пирога. И тут грохнуло так, что с антенны сорвалась ворона и улетела прочь: на стройке начали забивать сваи. Бабка уселась на лавку, расправила полы пестрого халата.

– Идите спать, я покараулю, – старуха выпрямилась, оперлась обеими руками на палку, – мне отсюда дорогу видно. Если что – я закричу. Я войну пережила, – она смотрела на Макса с Витькой, – помню, как Москву бомбили. Мы с мамой мимо Большого театра шли, когда фашист бомбу кинул, маму контузило, она сознание потеряла. Я в метро побежала и санитаров привела, они маму унесли в укрытие и помогли ей. Носилки тащим, а вокруг гремит все, рушится, как сейчас, очень похоже. Идите.

Бабка уставилась на крапиву и точно заснула с открытыми глазами. Макс и Витька убрались в подъезд, остановились на первом этаже.

– Я спать, – сказал Витька, – твоя очередь. Вечером сменю.

– Лады.

Макс для начала решил переодеться и с минуту не мог открыть дверь в квартиру: та точно разбухла и никак не желала поддаваться. Макс буквально вышиб ее плечом, обнаружил в ванной новую порцию осколков плитки, высыпал ее в тазик у порога. Виной всему трещина, понятное дело, вчера ее не было, значит, появилась ночью. И не факт, что она последняя. Макс оделся, вытащил из машинки выстиранные вещи, повесил их в ванной, выкинул осколки в овраг и направился на боевой пост. Уселся в продавленное, но удивительно удобное кресло, подложив для мягкости Витькин бушлат, и принялся обозревать окрестности. Так начался самый длинный день в его жизни, ну или один из них. Сначала смотрел, как над лесом и «железкой» поднимается солнце и окончательно разгоняет туман. Потом следил за электричками и движением на рельсах: трафик в столицу и обратно был довольно плотный. Потом подобрался к краю крыши и поглядел на бабку – та кемарила, привалившись к спинке лавки, по веткам клена прыгали голуби. Потом долго рассматривал стройку: там темно-зеленый бульдозер ровнял грунт, двигал кучи песка к краям здоровенной площадки, у дальнего ее края появилось множество вагончиков-бытовок. В рядок стояли краны, самосвалы, лежало множество труб разного цвета и диаметра, из подошедшего грузовика рабочие шустро разгружали довольно тяжелые на вид мешки. Бульдозер поехал в сторону дома, почти невидимый за горой дерна, столкнул его в овраг. Раздался шум, плеск, из зарослей взлетели большие птицы. «Дело-то дрянь», – Макс снова посмотрел во двор. Показалась Настя, она обошла лужу, остановилась точно в раздумье, и направилась в сторону моста, пропав из виду. Потом еще час или полтора ничего не происходило, бабка то засыпала, то просыпалась, и шум стройки ей совершенно не мешал. Потом на крышу притащился Витька.

– Чего тут? – он зевнул и уселся на выступ трубы, вытащил из кармана сигареты. Макс доложил обстановку, Витька кивнул и закурил.

– Иди, я посижу….

Порывом ветра принесло звуки шансона, послышался гул мотора. Витька и Макс подошли к краю крыши. Во двор въехала тонированная «девятка», до того грязная и раздолбанная, что к ней и подойти-то было неприятно, не говоря уже о том, чтобы куда-то ехать в этом корыте. Водитель надавил на сигнал, через пару минут из подъезда выскочила Анька в еле прикрывающем задницу платье. Оступаясь на каблучищах, она доковыляла до машины и плюхнулась на заднее сиденье, «девятка» лихо развернулась и укатила.

– А что, – Витька выпустил дым сквозь зубы, – у нас любой труд в почете. Зайки есть, а с лужайками беда…

Потом вернулась Настя с полными сумками, потом Макс пошел спать. В ванной все было по-прежнему, новая плитка не падала, уцелевшая довольно крепко держалась на стенке. Может, потому, что сваи прекратили забивать сразу после обеда, и стало тихо, непривычно тихо, точно перед грозой. Макс по примеру Витьки решил тоже немного поспать, и глаза открыл уже в сумерках, когда солнце уже скатывалось за городские высотки. Витька честно сидел на посту и разгадывал кроссворд, не забывая время от времени осматривать окрестности, верная монтировка лежала у его ног. Темнело медленно, точно нехотя, солнце ушло, но небо еще оставалось светлым, в зарослях трещали птицы, а электрички грохотали так близко, точно шли по дну оврага.

– Тихо, – сообщил Витька, – не к добру. Я бы не расслаблялся.

Макс подошел к краю крыши, посмотрел вниз. Лужа на месте, но заметно усохла по берегам, лавка пустая, клен в порядке, на стройке тишина. Не хватает только ставшего привычным уже лягушачьего ора, вот реально не хватает, точно кино без звука показывают.

– Думаешь, сунутся сегодня? – Макс всматривался в сумерки. Показалось, что от моста к дому кто-то идет, но нечеткий силуэт мелькнул раз-другой и пропал из виду. И непонятно издалека: то ли человек, то ли снова псина какая, то ли просто ворона или утка на бреющем прошла, этого добра тут полно.

– Я бы сунулся, – Витька заворочался в скрипящем кресле, – на их месте. Сам посуди: бабки за нас уже получены, стройку вовсю развернули, а мы еще тут, кровь им портим. Я бы поторопился…

Замолк, привстал, опираясь на подлокотники, потом сполз с кресла и на карачках пополз к краю крыши. Макс прижался спиной к трубе, сполз на теплую крышу, от души надеясь, что снизу их не заметили. Хотя какое там, их, поди, давно срисовали, из оврага дом как на ладони, да с той же стройки при наличии хорошей оптики запросто можно за домом наблюдать.

– Ползет, сволочь, – пробубнил Витька, – кинуть бы чем…

– Один? – Макс из своего укрытия ничего не видел, прикидывал, как ловчее перебежать к другому краю крыши и поглядеть, что там творится. Если прутся с одной стороны, причем, открыто, то с другой уж точно парочка бандитов притаилась.

И только примерился, только собрался перед рывком, как Витька выругался вполголоса, поднялся на ноги и двинул к люку на чердак, по пути прихватив монтировку.

– Приперлась шалава, – бросил Витька на ходу, – пошли дверь закроем. Там ведро с песком сто лет уже стоит, дверь припрем изнутри. Если кто полезет, то от грохота и покойники с нашего кладбища разбегутся.

Макс глянул вниз: вдоль лужи брела Анька, качалась, как от ветра, и без конца поправляла то платье, то волосы, приглаживала их и то ли напевала что-то, то ли говорила сама с собой. Пьяная в хлам, как оказалось вблизи, непонятно, как вообще дошла по брусчатке и ноги себе не переломала на этаких каблучищах. Правый заметно подкосился и норовил отвалиться, пока Анька взбиралась по стертым ступеням, держась обеими руками за перила.