Роберт Гэлбрейт - Дурная кровь

И подалась в амбулаторию «Сент-Джонс» – только потому, что она находилась в самом сердце Маленькой Италии, хотя никакой Маленькой Италии давно уже и в помине не было. Отец Луки – последний экспонат, живая реликвия. Но повторяю, я жила в своих фантазиях: раз моя фамилия Конти, значит мое место там, откуда мои корни. К тому же встречаться с Лукой было удобно, потому что жили мы по соседству. По-хорошему, мне не следовало устраиваться в амбулаторию. Молоко еще на губах не обсохло, да и опыта никакого. Но Марго настояла…

Она запнулась из-за того, как подумала Робин, что впервые произнесла имя Марго. Сделав глубокий вдох, Глория возобновила свой рассказ:

– Итак, весь день я проводила в регистратуре бок о бок с Айрин. Мои бабушка с дедушкой, проживавшие в Ислингтоне, числились за другой амбулаторией, поэтому я без зазрения совести сочиняла для Айрин байки о своем происхождении.

К этому времени у меня имелся, так сказать, готовый анамнез. Я уверяла свою напарницу, что Конти – старинная сицилийская семья, что мои дед и отец входили в состав преступного клана, – и чего еще только не наболтала. Иногда пересказывала услышанное от Луки о делах его семейки. Кое-что заимствовала прямо из «Крестного отца». По иронии судьбы, – Глория слегка закатила глаза, – я умолчала о том единственном, что действительно связывало меня с преступным миром: о своем парне. Лука приказал мне помалкивать о нем и членах его семьи. К его словам я подошла со всей ответственностью.

Помнится, через несколько месяцев после начала работы в амбулатории по округе поползли слухи, что на какой-то стройке нашли замурованное в бетон тело. Я делала вид, что в курсе происходящего благодаря своим криминальным связям. И уверяла Айрин, что, по моим достоверным сведениям, труп принадлежал одному из членов банды Сабини. Вот дура-то, – вздохнула Глория. – Просто идиотка…

При этом у меня было ощущение, что Марго видит меня насквозь. В один из первых моих рабочих дней она сказала, что на собеседовании я ее «чем-то зацепила». Мне не нравилась ее опека. Со мной она всегда держалась запросто, и, хотя я всем своим видом отъявленной гангстерши с грязными секретами требовала к себе определенного отношения, Марго видела во мне просто милую девчушку. Айрин тоже невзлюбила Марго, поэтому мы без конца перемывали ей кости. Называли ее ханжой: дескать, Марго всем прожужжала уши насчет образования и карьерного роста, но сама вышла замуж за обеспеченного врача-консультанта. Когда живешь во лжи, нет ничего более опасного, чем люди, которые говорят правду…

Вы меня простите… – Глория беспокойно покачала головой, – все это не имеет прямого отношения к делу, но без этого никак, поэтому, с вашего позволения…

– Мы вас не торопим, – отозвался Страйк.

– Итак… на следующий день после моего восемнадцатилетия мы с Лукой сильно поругались. Уже не помню, по какому поводу, но он схватил меня за горло, прижал к стене и удерживал, пока я не начала задыхаться. В тот миг меня охватил ужас.

Когда он меня отпустил, у него в глазах все еще горело нечто устрашающее. Он сказал: «Сама напросилась». И добавил: «Ишь заговорила, как твоя врачиха».

Как вы, наверное, уже догадались, я нередко упоминала Марго в наших с ним разговорах. Рассказывала, какая она зануда, властная, самоуверенная. Постоянно на нее ссылалась, но лишь для того, чтобы принизить и обесценить все ею сказанное.

На одном из собраний она процитировала Симону де Бовуар. А дело было так: обронив ручку, она крепко выругалась, после чего доктор Бреннер решил сострить: «Меня часто спрашивают: каково это – работать бок о бок с врачом-женщиной, но коль скоро такое счастье мне пока не выпало, я даже ответить не смог». Дороти расхохоталась, хотя ей несвойственна была такая реакция, но Марго себя в обиду не дала… я на всю жизнь запомнила ее слова, а потом и в оригинале выучила… «Мужчина определяется как человек, а женщина как представительница женского пола: и каждый раз, когда она ведет себя как человек, говорят, что она подражает мужчине» [31] «Второй пол» Симоны де Бовуар цитируется в переводе А. Сабашниковой. .

После собрания мы с Айрин по привычке чесали языками. За цитирование какой-то француженки мы заклеймили Марго выпендрежницей, но такие эпизоды прочно оседали у меня в голове – клещами не вырвать. Мне втемяшилось, что быть женой мафиозо – это предел мечтаний, но иногда Марго и впрямь вела себя не так, как все, и никогда не пасовала перед Бреннером, чем вызывала одно восхищение…

Глория пригубила еще немного вина.

– Ну так вот, после того как Лука меня чуть не задушил, я вернулась домой и полночи рыдала. На следующий день надела водолазку, чтобы скрыть синяки, а после работы, в пять часов вечера, направилась к ближайшей телефонной будке, позвонила Луке и дала ему от ворот поворот. Сказала, что он до смерти меня напугал и я больше не хочу его видеть.

Он воспринял это совершенно спокойно. Я, конечно, удивилась, но у меня прямо от сердца отлегло… три или четыре дня жила с мыслью, что все кончено, и чувствовала себя волшебно. Я как будто пробудилась ото сна или вынырнула из-под воды на воздух. Меня все еще завораживала идея быть подружкой гангстера, однако в моих фантазиях жизнь стала безоблачной. Зато в реальности возникало множество «но».

Через некоторое время Лука вместе с отцом и одним из кузенов заявились на наш рождественский корпоратив, ближе к его завершению.

При виде этой троицы меня заколотило. Лука тогда сказал: «Папа всего лишь хочет познакомиться с моей девушкой». А я… не знаю почему, но я прямо оцепенела от одного их вида… и только ответила: «Да, хорошо». Взяла пальто и ушла с ними вместе – сотрудники даже опомниться не успели.

Они проводили меня до автобусной остановки. По дороге Нико сказал: «Ты хорошая девушка. Лука очень расстроился после вашего телефонного разговора. Тебе же известно, как он тебя любит. Ты ведь не хочешь его огорчить?» Потом отец с двоюродным братом Луки ушли. А Лука меня спрашивает: «Ты тогда просто пошутила, верно?» И я… Как же мне было страшно. Притащил с собой отца и кузена… В общем, я решила покончить с этой историей. Но до поры до времени его не злить. Поэтому я сказала: «Да, пошутила. Но ведь такое больше не повторится, правда?» А он даже удивился: «Что именно?» Как будто он никогда меня не душил. Как будто мне померещилось.

Мы продолжали встречаться, – рассказывала Глория, – и Лука стал заводить разговоры о женитьбе. Я твердила, что еще не готова. Каждый раз, когда я только заикалась о расставании, он обвинял меня в измене – худшем, по его меркам, преступлении, – а доказать обратное можно было лишь одним способом: остаться при нем.