Марина Болдова - В паутине иллюзий [litres]

Она покорно шла за ним до дверей кафе, села за столик, не отказалась от кофе. «А пирожное мне нельзя, – посмотрела немного смущенно, словно извиняясь. – Я танцовщица, еду поступать в Москву».

Он согласно кивнул, подумав, что без проблем поедет с ней. Сердце радостно подпрыгнуло и на миг остановилось, он обрадовался, что там, в столице, их никак не достанет Аркадия, ее мать.

До отъезда от себя надолго не отпускал. В поезд они сели порознь, но билеты были приобретены в одно купе СВ. Позже она посчитала ночь до Москвы первой брачной ночью. Он не разубеждал, посмеиваясь – ее невинность, кою он не тронул, лаская, но не торопясь, отрешенная от земного мира наивность наполняли его первобытной гордостью обладателя сокровища. Редкого, уникального и прекрасного.

Видимо, он стал виновником ее провала на вступительном туре – готовиться к экзаменам у нее не было времени и… сил. Действительно любовниками они стали в снятой им квартире недалеко от института, чтобы Мила не тратила на дорогу лишнего времени. Но его, времени, им все равно не хватало. Она совсем не расстроилась из-за провала. Собирая чемодан, задала лишь один вопрос: что с ними будет там, дома?

Он не знал, что будет. Но твердо обещал, что они теперь не расстанутся никогда. Глядя в чистые, повлажневшие глаза Милы, и сам в это верил.

Они вернулись домой. Мила поступила в местный институт культуры, он занялся делами фирмы, действительно решил влиться филиалом в московский холдинг. Она оставалась ночевать у него в доме в Дарьевке, по-своему обустроив быт – тогда еще было электричество, хотя и с перебоями. Первой совместной покупкой в дом стал утюг. Изредка вмешивалась в их планы Аркадия, настаивая на свиданиях. Он, хотя и не чувствовал к ней влечения после сеансов у Брехта, отказывать побаивался из-за Милы. Аркадия сразу же догадалась бы о его предательстве и начала поиски виновницы.

Двойная жизнь длилась недолго – Улицкая раскусила его на раз-два, задав несколько вопросов. Он путался, отводил глаза, молча выслушивал упреки, а думал о Миле. Лишь бы Аркадия не догадалась, что он любит не мифическую «соплюшку», как она окрестила его новую любовь, а ее собственную дочь. Иначе быть беде.

Но беда пришла не от Аркадии, а от старшей ее дочери Марго. Однажды та пришла к нему в офис, не смущаясь, выложила на стол диск. Он вставил его в компьютер и, прослушав половину записи, молча открыл сейф. Расплатившись с шантажисткой, буквально вытолкал за дверь. Следующая встреча состоялась почти через два года, перед новым, две тысячи четвертым. Марго пришла сообщить, что через месяц Мила выходит замуж. «Она тебе не доложилась… Бедный ты, бедный! Парень у нее есть. Так, ничего особенного – деревня деревней. Но ребеночка ей сделал, не растерялся!» Она тогда попыталась его утешить, довольно настойчиво предлагая себя. На этот раз он выпроводил ее фразой: «Не сейчас…»

Он поверил Марго сразу, сорвался, запил, проклиная лживую бабью породу. Когда очухался, понял – сам виноват. Три с лишним года боялся признаться, что спал с ее матерью. Потерять боялся… так и потерял теперь! Как жить дальше? Без нее! Посидел, подумал – не могла она так с ним! Аркадии рук дело.

Хотел у Милы все узнать напрямую. Только отказалась она с ним встречаться. И прощения просила, что вышло так. Винила себя? Он тогда ничего не понял, но отступил.

Как-то предложила Марго в клуб карточный съездить, так, за компанию. Игроком он был никаким, но скуки ради согласился. Наблюдал за Марго, поражался, как хладнокровно, без эмоций… выигрывает! Один раз, другой! О нем словно забыла, вся в игре, целиком. Потом один на один с седовласым мужиком осталась. Седой о чем-то с владельцем клуба пошептался, тот наклонился к уху Марго. Она сдержанно кивнула соглашаясь. Сделали ставки – ее столбик фишек и его, единственная. Выиграла и на этот раз. Седой сверкнул глазами, но руку ей поцеловал. Откуда-то принесли плотный конверт довольно большого размера, Марго небрежно взяла его за угол. «Поехали домой», – повернулась к нему, протягивая конверт.

Не домой он тогда ее отвез – в Дарьевку. Сам не понимал, зачем это делает. Их с Милочкой это место, никак не для чужих! Бутылка шампанского, торопливый, техничный секс и презрительное: «Теперь понимаю, почему Милка от тебя сбежала». Не сдержался, замахнулся. Лицом ощерилась, глаза – зрачков нет, одни белки, кровью налитые, руку его перехватила цепко, будто толстая проволока, а не пальцы на запястье сжались, и процедила: «Забудь… я не Милка, эта овца!» И тут же рассмеялась весело: «Испугался? Ну, что ты… я же пошутила! Иди ко мне…»

Она заснула, а он конверт открыл из любопытства – рисунок какой-то абстрактный, даже не рисунок, так, набросок. Линии черные, точки жирные и не очень, геометрические фигуры и одно лишь слово «CaFE». Марго во сне зашевелилась – он сунул лист в конверт, лег рядом.

Утром отвез Марго в город, высадил недалеко от дома. И забыл о ней. Марго тоже больше встреч не искала.

Он видел Милу несколько раз, всегда одну. Не подходил. Любовался издали – беременность ее не портила, напротив, красота стала мягкой, нежной. Лицо округлилось, правда, кожа была бледнее обычного. Животик стал заметен лишь к лету – платье со складками выдавало. Кажется, его Милочка, родная… но не его! А могла стать…

Он решил уехать на лето в Москву. Были готовы документы на филиал, оставалось подписать. И тогда уж окончательно отбыть на жительство в столицу. Вернулся в начале сентября, агент уже продал его квартиру, он перевез вещи в особняк отца, принадлежавший теперь его жене. Та сплавила мужа, пребывавшего в маразме, доживать в пансионат – расплатился папочка за свою любовь сполна. «Мачеха» милостиво разрешила Игнату временно занять ее владения. В этом городе надолго задерживаться он не собирался…

Марго позвонила днем, часа в четыре, семнадцатого сентября. Голоса не узнал, хотя номер входящего звонка принадлежал ей. Всхлипывая, очень тихо она попросила забрать Милу из роддома прямо сейчас. Иначе будет беда. Больше ничего не объяснив, Марго отключилась. Он сразу поверил, ждал чего-то подобного. Чувствовал, не так что-то с этим поспешным замужеством Милы! Понять не мог что, поэтому гнал мысли о ней, уговаривая себя не вмешиваться, раз уж ребенка ждет. Но нет-нет и вспоминал взгляд ее больной при последней встрече, виноватый взгляд и… любящий.

Ехал к роддому всего-то минут семь от дома, а еще б минута – и не успел. Ругал себя, что накануне напился на прощальной вечеринке почти до беспамятства. И с утра еще приложился, да и в обед. Голова гудела, но работала четко: увезти, потом уже разбираться, что и почему.

Мила уже в такси садилась, подбежал, водителю деньги, сумку и Милу с кульком – ребенком к себе в джип.