Мария Воронова - Второй ошибки не будет

Мужчина прежде всего должен думать о своей семье, вот и все. Он просто не имеет права отнимать у них годы счастливой и спокойной жизни ради постороннего мужика, совесть которого уж точно не белее горного снега, если учесть, кто он такой.

Сентябрь

Алина Петровна вызывает меня к себе. Могла бы позвонить по местному телефону, но ей нравится раздавать указания лично. Приходится идти, хоть я ненавижу бывать в ее кабинете, который мог бы быть моим, но стал настолько ее, что и выглядит, как она сама, по-деловому и одновременно изящно. В громоздкой юбилейной вазе стоит букет роз, совсем свежий. Интересно, муж или коллеги? И по какому поводу?

Завидев меня на пороге, Алина Петровна ослепительно улыбается и встает мне навстречу.

– Инночка, дорогая, проходите, угощайтесь.

Она протягивает мне коробочку конфет, не иначе, белая госпожа знакомит дикарей с достижениями цивилизации.

Коробка действительно мудреная, в форме сердца, каждая конфетка завернута в яркую фольгу. В магазине такое не продается.

Я отказываюсь, но Алина Петровна настойчива. «Берите-берите!»

И все-таки нет. Я предлагаю перейти к делу.

– Ах, Инночка, проблемка пустяковая, – смеется начальница и тщательно закрывает дверь, – нужно всего лишь слегка поправить ваше заключение по той аварии.

Я делаю виноватое лицо, вспоминая, где могла напортачить. Вроде бы все по шаблону написала, данные перепроверила… Работа у меня скучная и однообразная, но я стараюсь, потому что это единственное, чем я могу еще чуть-чуть гордиться.

– Совсем капельку, – журчит Алина Петровна, – надо просто написать, что в крови пострадавшего не содержится следов алкоголя.

– Простите? – Я не так уж сильно удивлена этим предложением, но изображаю сильнейший шок, как викторианская старая дева, случайно увидевшая обнаженного мужчину.

– Ах, Инночка, не надо так остро реагировать, – начальница дарит мне одну из самых ослепительных своих улыбок, – просто вместо двоечки поставьте нолик, и все. Нужно, чтобы бедняга оказался трезв.

– Но анализ показывает, что он был пьян, как сапожник.

– Тише-тише, Инночка, успокойтесь и поймите, что это необходимо сделать.

– Вы предлагаете мне сознательно сфальсифицировать результат экспертизы? – теперь я изображаю праведное негодование и, в общем, не так уж сильно наигрываю.

– Ах, Инночка, здесь задействованы серьезные, можно сказать, политические интересы. Вам трудно это понять, вы исполнитель, а я руководитель и вижу всю картину в комплексе.

– Зато я вижу два промилле алкоголя, и долг запрещает мне сделать вид, будто я их не вижу.

Алина Петровна хмурится:

– Не получается у нас разговора, Инна Александровна.

– Не получается.

– Вы ведете себя, как ребенок. Ну хорошо, если вы не видите дальше своего носа, я скажу, что поддержка на таком уровне откроет большие возможности перед всем нашим отделением.

Я пожимаю плечами.

– Да, это и новое современное оборудование, и научная работа, в конце концов, новое здание. Все это у нас появится, если вы поправите в заключении одну-единственную цифру.

Знаю, что не стоит, но не могу удержаться:

– А зачем нам новое современное оборудование, если мы будем в заключениях писать не то, что есть, а то, что надо? Пишущими машинками обойдемся.

Начальница морщится и поправляет свою безукоризненную прическу.

– Ах, как все-таки с вами трудно, Инна Александровна! Видимо, придется вам напомнить, что вы – моя подчиненная и обязаны выполнять мои распоряжения.

Господи, как же хочется запустить руку в безупречную прическу и приложить эту самодовольную рожу об стол… Раз пятнадцать, пока нос не встретится с затылком. Сил у меня хватит. Видение настолько сладостное, что я на несколько секунд выпадаю из действительности, смакуя его.

– Что вы молчите? Согласны?

– Что? – вздрагиваю я. – Ах, да. Да-да, Алина Петровна. Все сделаю, только пишите приказ.

– В смысле?

– Вы же начальник, вот и пишите: я такая-то такая-то, приказываю такой-то и такой-то сфальсифицировать результаты экспертизы по делу такому-то. Срок исполнения – сегодня. Контроль за исполнением приказа оставляю за собой. Впрочем, вы, руководитель, лучше меня должны знать, как это делается. Обещаю, что, как только получу приказ, немедленно его исполню, буквально в ту же самую секунду.

– Вы издеваетесь надо мной?

Улыбаюсь как можно простодушнее и развожу руками:

– Что вы, Алина Петровна… Как можно?

– Вы обязаны делать то, что я говорю, – чеканит начальница, – а поучать меня вы никакого права не имеете.

Она думает, что это звучит внушительно и грозно, поэтому я опускаю глаза.

Алина Петровна подходит ко мне ближе и шипит в самое ухо:

– Предупреждаю, или вы сделаете, что я говорю, или очень сильно пожалеете.

Я молча выхожу из кабинета. Навык сожаления о своих поступках и упущенных возможностях развит у меня очень сильно, поэтому я не боюсь ее угроз. Подумаешь, в общей куче я эту свою ошибку даже не замечу.

Весь день размышляю, не лучше ли сделать, как говорит Алина Петровна? В конце концов, если бы меня попросил о таком прежний начальник, то… Задумываюсь, согласилась бы я или нет, и успокаиваюсь только, когда понимаю, что Олег Иванович ни при каких обстоятельствах не предложил бы мне подобного. Если бы уж совсем край, то сам бы взял грех на душу.

С другой стороны, кому хуже от того, что пострадавшего признают трезвым? Вот если бы наоборот, трезвому нарисовать среднюю степень опьянения, тут да, а так-то…

Благое дело сделаю, принесу успокоение родным и, как утверждает Алина Петровна, пользу нашей лаборатории. Ответственная руководительница и заботница о подчиненных хочет чужими руками жар загребать, потому что если все откроется, то в тюрьму сяду я, а она ничего не знала.

Нет, не буду ничего исправлять. Профессиональная честь – единственное, что у меня осталось в этой жизни, если я и ее пущу на ветер, как все остальное, то можно сразу в петлю.

По дороге домой притормаживаю возле кондитерского отдела. Нечего мне там делать, но надо же как-то вознаградить себя за пережитое волнение, поэтому захожу внутрь и покупаю небольшой квадратный тортик с розочками. В программе телевизора сегодня вечером заявлен хороший фильм, буду смотреть его под чай с тортом, и хоть полтора часа отдохну от глухой ненависти, бесплодных сожалений и смутных тревог.

Дома переодеваюсь в любимый фланелевый халат, ставлю чайник и, пока он закипает, пробегаю глазами по книжным полкам. Фильм начнется только через час, а пока единственное спасение от беспросветности бытия – это книга.

Смотрю на корешки, но ничего не вдохновляет. Вздыхаю. Нет мужа – значит некому собрать двадцать килограммов макулатуры, чтобы получить талон на хорошую книгу, и подруг нет, обмениваться не с кем. Тоска…