Анна Малышева - Железный лес

Воодушевление начинало оставлять Александру. Она, смутно предчувствуя некую ловушку, нахмурилась:

– Но может быть, процесс займет не один месяц… Может быть, год…

– Видите ли, – доверительно пояснил Маневич. – Вещи дорогие. Проценты внушительные. Я не хотел бы, чтобы вы бросили меня на половине дороги, получив за первую партию крупную сумму. Я хотел бы стимулировать вас таким образом, чтобы вы оставались со мной до конца.

И, едва заметно усмехнувшись, добавил:

– Кстати же, вы будете торопиться. А мне важно ликвидировать коллекцию как можно быстрее.

Александра, забывшись, покусывала нижнюю губу, выдавая свое волнение. Опомнившись, она взяла себя в руки и заметила:

– Вы – заказчик, ваши требования для меня – закон. Все зависит от объема работы… И от ваших цен. Продать много, быстро и дорого – это одно. Немного, быстро, и по умеренным ценам – иное. Мне тоже нужна конкретика.

Она позволила себе улыбнуться. Маневич оставался серьезен.

– В общих чертах мы договорились, – бросил он. – Остальное завтра. Кстати, я могу осмотреть вашу квартиру?

Это желание показалось художнице странным, но она согласилась. Маневич заглянул во все углы. Особенно его заинтересовал вид из окон комнаты. Он вглядывался в переулок, чуть ли не прижавшись носом к стеклу.

– Как тут безлюдно, – с одобрением произнес, наконец, коллекционер. – Настоящее жилье отшельника!

– О, не совсем! – покачала головой Александра. – Вот прежняя моя мастерская была действительно, хижиной отшельника. Со всеми достоинствами и недостатками.

– Где же вы раньше жили? – обернулся гость. – Марина обмолвилась, что это была необыкновенная мастерская!

– Через два переулка, ближе к Солянке. Тот дом, к сожалению, пошел под реконструкцию, – вздохнула Александра. – Я прожила там больше пятнадцати лет. Это была мастерская от Союза художников, ее получил мой покойный муж, а я унаследовала… Кто бы мог подумать, что я уеду оттуда самой последней!

Маневич слушал внимательно, и, по всей видимости, о чем-то попутно размышлял.

– И что же, теперь тот дом реконструируют? – поинтересовался он.

– Насколько я вижу, когда прохожу мимо, нет, – терпеливо ответила Александра. Про себя художница удивлялась такому пристальному интересу Маневича к деталям ее быта. – Могла бы еще на лето там остаться, как минимум. Хотя, жить было уже невозможно, да и к чему тянуть с переездом? Чтобы проснуться однажды от того, что на постель обрушилась потолочная балка?

– Вы официально сдали мастерскую Союзу художников?

Вопрос поставил Александру в тупик. Она с легкой улыбкой покачала головой:

– Я официально и не владела ею никогда… Мое имя не значилось в списках. Просто этим чердаком никто не интересовался, так я и жила там, год за годом.

– У вас остался ключ?

На секунду Александра запнулась. Теперь у нее исчезли сомнения – Маневича отчего-то очень интересовала ее прежняя мастерская. «Да и здесь все осмотрел насквозь!»

– Да, – ответила она, наконец. – Я заперла дверь, когда вывезли мои вещи. Ее можно было и открытой оставить, все равно будут ломать. Но мне не хотелось, чтобы там поселились какие-нибудь маргиналы… И потом, пусть это покажется сентиментальностью… Я бы все время чувствовала, что эта дверь открыта.

– Прекрасно, – бросил коллекционер. – Очень дальновидно.

И внезапно замолчав, Маневич склонил голову набок – эту манеру Александра уже успела у него подметить, когда он прислушивался к шагам на лестнице. Достал из набедренного кармана брюк телефон, взглянул на экран.

– Ну, не буду отнимать у вас время, – произнес он, не поднимая глаз от телефона и быстро дотрагиваясь до экрана. – Расстаемся до завтра. Договор, осмотр коллекции, последние детали – все у меня в офисе на Пятницкой. За вами утром заедет Ксения. Вы рано встаете?

– Обычно – да, – без особенного энтузиазма ответила Александра. Условия, на которых Маневич предложил сотрудничество, радужными не казались. «В коллекции могут оказаться мертвые позиции, непродаваемые вещи, кошмар посредника… Из-за пары таких позиций я могу вообще не получить полностью деньги за все остальные!» Все же, художница решила отложить споры до завтра. Интуиция подсказывала ей, что Маневич пойдет на некоторые уступки, если действительно находится в сложном положении. «Кроме того, он уже слишком мне открылся и не захочет искать кого-то еще! Вся коллекция! Все собрание! Да это пошатнет не только московский рынок…»

– Ксения заедет за вами пораньше, часов в семь, – Маневич спрятал телефон в карман. – Будьте готовы к этому времени. Ваш номер мне дала Марина, Ксения позвонит. Мне пора ехать, машина ждет. Не провожайте, не трудитесь!

Он направился на кухню и сам повернул ключ в замке, не дожидаясь, когда к двери подоспеет Александра. Не простившись, не махнув на прощанье рукой, ни разу не обернувшись, мужчина спустился по узкой лестнице, слабо освещенной горевшей на площадке второго этажа лампочкой. Внизу хлопнула тяжелая дверь, пискнула тугая пружина. Александра прошла в мастерскую, выглянула в окно и тут же увидела в переулке Маневича. Он вышел из подворотни и направлялся к своей машине, припаркованной у противоположного дома. Через несколько секунд внедорожник, мягко тронувшись с места, выехал из переулка.

Александра еще несколько минут стояла у открытого окна, слушая удивительную тишину, которую только подчеркивал отдаленный шум машин на бульваре. Квартал опустел. Ночная жизнь протекала на других улицах, словно в ином мире. Обитатели переулка, куда переехала художница, вели неспешный, размеренный образ жизни, столичная суета их не касалась. Даже ресторан на углу не создавал неудобств и шума. У Александры складывалось впечатление, что посетители туда заглядывают нечасто. Было уже за полночь. В домах по соседству светилось всего несколько окон.

«Завтра придется встать в шесть…» Александра задернула занавеску, оставив окно открытым. Включила ночник под розовым шелковым абажуром. Веселенький хозяйский абажур с цветочками и бахромой смешил художницу, привыкшую к спартанской обстановке. Умываясь, раздеваясь, разбирая постель, Александра двигалась медленно, как в полусне. Минувший день казался ей тягостно бесконечным. Она не могла сказать, что довольна переговорами с Маневичем.

«А я так рассчитывала на него… – Александра легла и выключила свет. – Завтра надо обязательно договориться о поэтапной оплате. Иначе я всех денег не увижу никогда. Пусть даже будет не пять процентов, а два-три, но сразу по продаже каждой вещи. Что это за кабала, в самом деле?»

В новой мастерской Александры никогда не бывало совершенно темно – напротив окна по ночам горел яркий фонарь, висевший на проводах, натянутых между стенами домов. Ажурные шелковые занавески винного оттенка пропускали его свет, погружая комнату в багровый сетчатый сумрак. При этом фантастическом освещении, поглощавшем все остальные краски, хорошо мечталось и засыпалось. Но сейчас, несмотря на тяжелую усталость, художница никак не могла уснуть. Она мысленно спорила с Маневичем, репетируя предстоявшие завтра утром переговоры, приводила доводы, обосновывала свои условия… И понимала, что вряд ли решится высказать знаменитому коллекционеру хотя бы часть требований. «Но ведь не может быть, что он так нагло хочет меня обмануть… Маневич известен, как добросовестный партнер. Это, по сути, единственный коллекционер, о котором никто не говорит ничего плохого. Ничего конкретного – так вернее. Одни общие слова. Ему завидуют, как не позавидовать? Надо бы посоветоваться, но с кем? Если Маневич узнает, что я проговорилась о деталях контракта, он меня больше видеть не захочет. Разве что, не называя имен…»