Эндрю Гарв - Инцидент в «Кукушке»

Хью наконец появился из спальни.

– Квентин, что тебе сегодня сказал Брэддок?

– Не много. Его потрясло сообщение Хоусона… У него просто челюсть отвисла. Мрачный же был у нас разговор, я вам доложу… Завтра все пойдет по-другому.

– Когда ты увидишься с папой?

– Теперь, когда появились какие-то известия, думаю, завтра после полудня. Его, конечно, очень подбодрит то, что мы с ним заодно.

Хью удовлетворенно кивнул.

– Скажи ему, что мы все его любим и что мы вышли на след. Но не забудь, между прочим, спросить поточнее, что он запомнил, перед тем как упасть. Для нас очень важно, как и откуда он вышел к барже.

– Да, понимаю…

– Когда он предстанет перед судом?

– Я предполагаю, что в понедельник, – Квентин, казалось, все еще размышлял.

– Как все это будет происходить, Квентин?

– С него, конечно, возьмут присягу. С защитой пока что повременим, – а что остается делать? У нас еще так мало фактов…

– Да ничего, – успокоила Цинтия, – зато у нас славная версия!

На следующее утро Хью и Цинтия уехали задолго до того, как проснулись домашние. Охваченные нетерпением, они мчались на автомобиле Эдварда к Стиплфордской пристани. По не совсем удачному выражению Труди, все упиралось в результаты сегодняшних поисков. События ближайших нескольких часов могли либо подтвердить, либо опровергнуть их тщательно выстроенную версию.

Стояло прекрасное утро. Солнце уже почти развеяло легкий туман; потрескавшаяся земля еще сохраняла тепло вчерашнего дня. Припорошенная пылью трава едва шевелилась в струях теплого воздуха. Над ней стоял мерный гул пчел и кузнечиков – дремотная летняя мелодия. Прилив продолжался уже несколько часов, и уровень воды в реке поднялся почти наполовину. «Малышка» и другие яхты, пришвартованные рядом с ней, лениво покачивались на волнах, их причальные канаты провисли. Местность казалась уже не мрачной и заброшенной, как раньше, но уютной и безмятежной. Казалось невероятным, что здесь могло совершиться какое-то насилие, а тем более убийство.

В этот ранний час возле пристани не было никого, кроме Фрэнка Гильера, который шлифовал наждачной бумагой длинный деревянный брус, укрепленный на козлах во дворе его мастерской. Фрэнк безмятежно насвистывал; рукава его рубашки были закатаны, яхтсменская кепка с длинным козырьком сдвинута на затылок, голубая куртка-джерси лежала рядом на траве. Услышав голоса, он поднял голову и попытался скрыть свое замешательство за широкой улыбкой. В последний раз он виделся с Хью еще до инцидента в поезде.

– Привет, – он оставил работу и шагнул вперед, протянув руку. – Раненько вы сегодня!

– Да. Мы собираемся прокатиться на лодке вверх по реке.

Фрэнк взглянул на медленно наполняющийся канал.

– Вам предстоит приятная прогулка, – он немного помолчал, чувствуя, что должен как-то выразить свое отношение к трагедии. – Мне очень жаль, Хью, – наконец сказал он. – Я слышал о том, что произошло.

– Спасибо, Фрэнк. Чертовски скверное дело, но, думаю, мы найдем выход… Можно взглянуть на твои таблицы приливов?

– Сделай одолжение, – сказал Фрэнк. – Если это тебя интересует, то самая высокая вода будет в девять тридцать.

Он повернулся к Цинтии, и, улыбаясь, стал наблюдать за тем, как она пытается надеть высокие резиновые сапоги, не садясь на землю.

– Теперь вы похожи на заправского моряка, – заметил он.

Цинтия оперлась на его руку и натянула второй сапог.

– Не уверена, что это комплимент.

Она потопала ногами, проверяя, как сидят сапоги. В старых брюках, открытой хлопчатобумажной блузке и берете она действительно выглядела очень привлекательно, но сейчас ей было не до кокетства.

– Давно работаете, Фрэнк? – спросила она.

– С четырех утра. Когда стоят такие замечательные летние денечки, не хочется терять времени даром.

– Кажется, я начинаю понимать очарование этого места. Оно такое неправдоподобно мирное…

Через несколько секунд из мастерской появился Хью с веслами в руках. Он задумчиво взглянул на илистую отмель, где медленное течение обозначалось линией коричневых пузырьков.

– Сегодня довольно слабое течение, Фрэнк, – сказал он.

– Да, сегодня день максимальных отливов. Поддавать начнет с завтрашнего утра.

– Как это – «поддавать»? – спросила Цинтия. Хью улыбнулся.

– Не обращай внимания, дорогая: он просто хочет произвести на тебя впечатление своими моряцкими терминами, – Хью подошел к небольшой семифутовой лодке и положил в нее весла. – Иди сюда, помоги мне столкнуть ее на воду. До встречи, Фрэнк.

Ухватившись за борт, он погрузился в вязкий ил по щиколотку и начал стаскивать лодку в воду. Цинтия уперлась в корму, без особого успеха пытаясь подтолкнуть лодку сзади.

– Полегче! – крикнул Хью, когда дно суденышка зацепилось за торчащую лапу чьего-то якоря. Он очень бережно относился к новой лодке, стоившей ему немалых денег.

Цинтия откинула упавший на глаза локон, оставив на лбу полоску ила. Ее руки были по локоть в грязи, в один сапог затекла мутная жижа. Она больше не тревожилась о том, что может случиться, но была вполне счастлива, когда лодка наконец закачалась на воде и они смогли взобраться на борт.

Как только они отчалили от берега, мир неожиданно снова оказался чистым и безмятежным. Поверхность воды переливалась и сверкала тысячами солнечных зайчиков. В небе, подернутом голубоватой дымкой, заливался жаворонок. Прикосновения теплого ветерка были мягкими и ласкающими. Хью с силой налег на весла, и лодка, увлекаемая приливом, неожиданно быстро устремилась вверх по течению.

Цинтия лежала на корме, наблюдая за Хью. Ей нравилось следить за переменами его настроения: она могла прочитать их в его живых зеленых глазах и на энергичном лице, как в открытой книге. Хью смотрел на удалявшуюся пристань, а Цинтия смотрела на него и думала, сохранятся ли после кризиса, который он сейчас переживает, эта жесткая складка у рта и задумчивая серьезность, овладевшая им в последние дни. Ей хотелось бы надеяться, что сохранятся. Мужественная зрелость очень шла Хью, а трагедия определенно заставила его повзрослеть.

Хью внезапно осознал, что Цинтия внимательно изучает его.

– Пенни за твои мысли, – сказал он.

– Я всего лишь любовалась тобой, милый.

– Не могу понять, почему. Я как медведь… Боюсь, эта история не доставляет тебе удовольствия, Цинтия.

– Она никому не доставляет удовольствия.

– Нет, но… Черт возьми, не стоило впутывать тебя в это дело! Ты должна была радоваться жизни, а вместо этого… Сплошной мрак.

– Ничего, милый, порадуемся попозже. Я рада уже тому, что могу делить с тобой твои заботы.

– Твое присутствие очень помогает мне. Иногда мне кажется, что ты веришь сильнее, чем я.