Ольга Карпович - Неуловимая наследница [litres]

– Совсем обнаглели! Часы посещений закончились. Тут больница или проходной двор?

– Уймитесь вы. Я в коридор выйду, – бросила ей Оля.

Поднялась с постели, аккуратно, стараясь не потревожить раненое плечо, натянула поверх футболки спортивную кофту на молнии.

Этого человека она не знала. Худой такой дядька, лет пятидесяти, с носом острым, как прямоугольный треугольник в учебнике геометрии, и глубоко запавшими складками вокруг рта. Но почему-то Оле подумалось, что это может быть кто-то из министерства спорта. Скажет, мол, Василий решил от тебя отказаться, но мы не станем терять перспективные кадры. Я умею работать с травмированными спортсменами, я возьму тебя под крыло, и следующая олимпиада точно будет наша.

В больничном коридоре горели под потолком длинные белые лампы, придавая всему мертвенный желтоватый оттенок. Пахло хлоркой и спиртом. Дядька ждал ее у окна, на обтянутой коричневой клеенкой банкетке. Оля села, вопросительно посмотрела на него. Мимо прошмыгнула медсестра в белом халате, из-под подола которого торчали застиранные джинсы.

– Здравствуй, Оленька! – мягко сказал дядька и улыбнулся, отчего его худое лицо исчеркало морщинами. – Ты меня не знаешь. А вот я тебя знаю, так уж вышло. Можешь называть меня, скажем, дядя Слава.

– Дядя? – фыркнула Оля. – Вы что, мой давно потерянный родственник? Мы не в мексиканском сериале, случайно?

– Нет, девочка, это не сериал, – качнул седой головой гость. – Хотя в историю, которую я тебе расскажу, сразу поверить будет трудно.

– Ладно уж, не тяните, – помрачнела Оля.

По всему выходило, что этот дядя Слава ни из какого не Госкомспорта. А значит, никому она там, к черту, не нужна, и если старый хрен Василий все же не решится рисковать, валить ей из биатлона на все четыре стороны.

А кто тогда такой этот мужик, оставалось вообще непонятно. Может, коллега серого Ивана Ильича? Да вроде не похож. Оля окинула быстрым цепким взглядом сутулую жилистую фигуру, отметила выступающий из рукава рубашки синий край татуировки. Да уж не сиделец ли ты, дяденька?

– Скажи, Оля, ты помнишь тот день, когда убили Александру и Сергея? Ведь ты была с ними в момент их гибели, – неожиданно спросил дядя Слава.

Оля резко вскочила с банкетки. Плечо дернуло от острой боли, и она, прикусив губу, подавила стон.

– Вы кто такой? – прошипела она, уставившись на незнакомца. – Из милиции? Я все рассказала еще тогда, я ничего больше не знаю. Что вам от меня нужно?

– Успокойся, успокойся, девочка, – попросил дядя Слава. – Я не собираюсь ничего у тебя выспрашивать, наоборот, сам хочу кое-что рассказать.

Оля еще несколько секунд мерила его уничтожающим взглядом, потом, чуть успокоившись, плюхнулась обратно на банкетку. А седовласый гость, хмыкнув, буркнул себе под нос:

– Ну и характер. Наследственность…

– Да, я помню этот день, – нетерпеливо бросила Оля. – Мне было восемь, мы с матерью жили в Крыму. Сергей и Саша приехали к нам в гости, она была сестрой матери. Потом в дом ворвались какие-то бандиты и убили их. Все.

– Не совсем все, – качнул головой дядя Слава. – Александра Котова была манекенщицей в Доме моделей на Кузнецком мосту, настоящей красавицей, золотой девочкой, которую ждало поразительное будущее. И… твоей матерью, Оля.

– Чего? – недоверчиво протянула она.

Хоть дядька и пообещал ей, что все это не мексиканский сериал, ощущение было очень похожее. Он совсем, что ли, за идиотку ее держит? И все же, все же… Это ведь объясняло бы, откуда у нее взялись те странные обрывочные воспоминания – струящиеся, как вода, волосы в золотом луче, которые расчесывает быстрая ловкая рука, нежный, чуть горьковатый запах, который окутывает ее, когда она уже почти засыпает. Смутные видения – без сюжета, без объяснения, которые она привыкла считать не то снами, не то фантазиями.

Но так просто взять и поверить незнакомцу Оля не могла. Ей нужны были доказательства, объяснения, факты. Пусть покажет ей какие-нибудь бумаги, пусть объяснит, почему все говорили ей, что она дочь Люды. И откуда он сам обо всем этом знает. Что за бред, что за…

Но прежде чем Оля успела обрушить на дядю Славу град вопросов, тот огорошил ее продолжением своего рассказа.

– А Сергей, которого ты тоже, конечно, помнишь, был твоим отцом. Самым известным в России киллером по кличке Фараон.

– Кто обнаружил тела? – осведомился полковник Рогов.

Приземистый грек-полицейский, со скошенным слегка набок носом и тяжелой челюстью, покосился на него неприязненно. Должно быть, его очень уж раздражал этот не пойми откуда нарисовавшийся на вверенном ему острове Миконос российский полицейский чин. Что ему здесь нужно? Какое российским ищейкам дело до убитого господина Вайса? И по какому праву он тут шныряет и задает вопросы?

– Горничная. Эра Хаджиу. Она служила у господина Вайса уже много лет. Как обычно, пришла утром в понедельник убираться. А тут такое.

– Сколько всего было убитых? – продолжил задавать вопросы Рогов.

– Трое. Сам господин Вайс. Его племянник. Он только утром прилетел. Мать мальчика была обеспокоена его поведением во время летних каникул. Сами понимаете, молодость. Девушки, клубы, алкоголь, – он ухмыльнулся, призывая подполковника вместе посмеяться над наивной женщиной.

Это надо же, направила мальчика исправляться в самое гнездо вольной жизни. Наверное, живет где-нибудь в европейской провинции, где про соблазны Миконоса и не слыхали.

Но полковник ситуацию забавной не счел. Лицо у него было такое постное, скучное, что инспектор Кондос подумал про себя: «Черта с два ты понимаешь, что такое молодость». Казалось, что Рогов и на свет появился сразу таким сухарем. Невыразительные светло-голубые глаза, тонкие, вечно поджатые губы, мягкий подбородок, негустые светло-русые волосы, гладко зачесанные на косой пробор. «Наверное, еще и не пьет, – с презрением подумал Кондос. – И какой-нибудь язвой желудка страдает. Ах ты, русский малака, навязался на мою голову».

– Мать обратилась к брату, попросила взять племянника под свое крыло. Теперь убивается, конечно. Мальчишка ведь не хотел ехать – кто же в 19 захочет проводить каникулы под присмотром дяди? А она настояла, чуть ли не силой его сюда отправила. И вот… – Кондос развел руками.

Полковник скривил тонкие губы, как будто съел что-то кислое. Похоже, история с чрезмерной родительской опекой, стоившей несчастному юноше жизни, мало его интересовала.

– Кто третий? – спросил он, коротко глянув на Кондоса.

Взгляд его был такой пустой, ничего не выражающий, что глаза казались сонными.

– Охранник Разиф Сидек. Горничная его не нашла, мы позже обнаружили труп в кустах у ворот.

– В доме был только один охранник? – поднял бесцветную бровь Рогов.