Татьяна Степанова - Циклоп и нимфа

– Конно-гренадерский полк? – спросил он удивленно.

– Так точно, – отрапортовал денщик.

– Но как же это… ведь нам прежде сказали, что он…

Мамонтов смотрел на мундир. Что-то не так… но что? Он пытался вспомнить слова армейского майора про корнета.

В соседней комнате кто-то тяжело закашлял, и там сразу началась суета.

– Лягте на подушку, на бочок. И оставьте вы книгу! Надо выздороветь сначала, а уж потом науки постигать…

Старческий голос.

– Когда читаю, мне легче, – голос молодой, мягкий баритон.

Они вошли в комнату – кровать, возле нее седой старик в сюртуке со слуховой трубкой в одной руке и склянкой с лекарствами в другой. Явно лекарь здешний. А на кровати в подушках – молодой человек лет двадцати трех, брюнет. Крупный, как все в гренадерском полку. Но по виду больной.

– Господа, добрый вечер, прошу садиться. Извините, что не встаю с кровати.

– Лежите, лежите, – воскликнул Пушкин-младший. – Захворали? Как жаль. Надо лечиться. Зима – это наказание, сплошные хвори, бедный наш климат.

– А вы, господин Пушкин, не родственник ли…

– Он мой отец, – скромно ответил Пушкин-младший. Его спрашивали об этом тысячи раз.

– О, как же я рад познакомиться с сыном нашего прославленного поэта! – воскликнул корнет. – Читаю, перечитываю, восторгаюсь… «Орлу подобно, он летает и, не спросясь ни у кого… как Дездемона избирает… кумир для сердца своего!» О боже, гениально! Но разрешите представиться – Михаил Хитрово, – он протянул им влажную от пота руку.

Они обменялись рукопожатием, и Мамонтов заметил в постели рядом с корнетом Хитрово толстый обтрепанный том со странными знаками на обложке.

– Это на каком же языке?

– Словарь японской грамоты, – Хитрово улыбался. – Я учу потихоньку и хочу составить собственный толковый словарь.

– Как похвально, что гренадеры не только в боях отличны, но и в науках преуспевают, – Пушкин-младший разглядывал корнета Хитрово. – Смею спросить, вы в свой полк следуете?

– Да! Здесь проездом из имения бабушки, а до этого состоял в охране нашего консула в Сиаме. Я, видите ли, выхожу в отставку, везу в полк прошение, перевожусь.

– Куда?

– В Министерство иностранных дел. В Азиатский департамент.

– Ох, это дело хорошее, – уважительно закивал Мамонтов.

– Но задержался здесь – снег-то какой метет, да к тому же лихорадку подцепил, будь она неладна.

– Господин Хитрово, вы, возможно, слышали – вчера в здешней гостинице убили двух человек.

– Да что вы такое говорите? – ахнул корнет. – А кого?

– Госпожу Скалинскую и ее лакея, – ответил Пушкин-младший, внимательно разглядывая корнета. – Нам сообщили, что вы вчера вечером праздновали с господами офицерами. Угощали друзей шампанским. У нас под замком сидит один тип – местный конюх, тот еще разбойник. Мы его в убийстве и грабеже подозреваем. Но он утверждает, что весь вечер был занят – по вашему приказу таскал ящики с шампанским из погреба.

– Господа, я не понимаю, о чем вы, – корнет Хитрово сел в подушках, и сразу же его сразил сильный кашель. Врач сунул ему склянку с микстурой, и он хлебнул прямо из пузырька.

– О «Вдове Клико», – пояснил дружески Мамонтов. – Конюх говорит, что вы его из подвала долго не отпускали, заставляли найти и поднять наверх для господ офицеров ящики с этой маркой шампанского.

– Я ничего не знаю ни о каком шампанском и про конюха в первый раз слышу, – корнет Хитрово смотрел на них с недоумением.

Мамонтов и Пушкин-младший тоже переглянулись – в глазах Пушкина-младшего мелькнуло торжество: а что я говорил? Лжец, вор и убийца конюх Кузьма!

– И про трактир я ничего не знаю, – сказал корнет. – И про пирушку.

– То есть как? – спросил Мамонтов.

– Я никого ничем не угощал в трактире вчера вечером и сам не пил. Меня там вообще не было!

– Господин корнет четвертый день здесь дома, в жару, в горячке, хворый, – сухо сообщил лекарь. – Я при нем все это время безотлучно. Сегодня, к счастью, заметно полегчало. А то метался в жару. Мы компрессы то и дело с его денщиком меняли.

– А кто же тогда угощал вчера вечером офицеров в трактире шампанским? – растерянно спросил Мамонтов.

Корнет-гренадер развел руками.

– Она сама выпила тот шоколад! – кричала Катя майору Скворцову по телефону. – Я видела своими глазами – как она отпила из чашки и проглотила! Я только сейчас это вспомнила! Денис Петрович… Денис, сделайте что-нибудь! Ее надо немедленно к врачу, в реанимацию, в токсикологию. Это же поганка проклятая, медленный яд. Она нарочно выпила его. Она тоже хотела умереть. Не просто убить меня, но и с собой покончить!

Майор Скворцов скатился по лестнице в изолятор временного содержания, приказал открыть камеру Меланьи и включил свет. Меланья лежала на боку под одеялом, которое он принес. Не спала. Спокойно смотрела на майора.

– Вставайте, мы едем в больницу! – закричал майор.

– Зачем? – спросила она тихо.

– Вы сами знаете. Вставайте сейчас же. Как… как вы себя чувствуете?

Меланья села, спустила ноги. Бледная, темноволосая, темноглазая, такая женственная, такая нежная и вместе с тем такая опасная. Майор Скворцов крикнул дежурному по ИВС, чтобы тот нашел сию минуту в интернете – где лучшее отделение токсикологии – в Склифосовском или в Боткинской? И чтобы позвонил туда – срочно везем пациента. Дело о жизни и смерти!

– Я никуда не поеду, – сказала Меланья.

– А я вас силой повезу. В Москву! Вы выпили отравленный шоколад, как утверждает свидетель, который это видел. Я знаю, чего вы добиваетесь. Но я вам этого не позволю.

– А если я хочу? – прищурилась Меланья. – Если я хочу умереть?

– Я вам не дам, – покачал головой Скворцов. – Вставайте. Не пойдете сами, я вас силой в больницу доставлю. Заверну в одеяло сейчас… на руках понесу.

– У вас только одна рука здоровая, – Меланья наклонила голову, разглядывая его. – А что вы так озаботились спасением моей жалкой жизни? Жизни отравительницы и убийцы?

– У меня дело уголовное. Я его до суда хочу довести в надлежащем виде с живой обвиняемой.

– Аааа, понятно.

– У вас будет ребенок, Меланья! – Майор Скворцов заорал дежурному: – Узнал насчет токсикологии?

– Не надо ничего узнавать, – остановила его Меланья. – Никуда не надо звонить, майор. Успокойтесь. Со мной ничего не случится.

– Я вам не верю, – Скворцов шагнул к ней и схватил за руку, с силой поднимая с тюремной койки.

Меланья послушно встала. Майор держал ее за руку. Потом отпустил.

– Говорю вам, со мной ничего не будет. Я не умру.

– Вы приняли антидот?

– Антидот? – Меланья нахмурила темные брови. – Разве от яда бледной поганки есть антидот? Нет… все было проще. Я просто не пила никакого шоколада.