Татьяна Степанова - Последняя истина, последняя страсть [litres]

– Из документов становится ясно, что события в те дни развивались совсем не так, как гласят слухи. Не один Игорь Борщов попал тогда в плен к боевикам в том высокогорном ауле, когда вы преследовали группу, напавшую на комендатуру. Вы ушли вдвоем в разведку с братом. Ты был командиром этого отряда. А вовсе не твой близнец. Вы как альпинисты совершили восхождение в горы. И те, кто стерег вас в засаде в горах, те террористы, они прекрасно это знали. Им нужен был ты. У них именно с тобой были давние жестокие счеты. И они захватили тебя в плен. И твоего брата тоже. Да, твоего брата убили у тебя на глазах. А до этого жестоко пытали. Но ему ничего не отрезали. Потому что на очереди был ты… Тебя тоже пытали. Но не убили. Тебя оставили в живых. А перед этим тебя изнасиловали. Это было групповое изнасилование. Это длилось долго. Несколько часов. В процессе насилия тебя опять пытали. Это ведь тебя кастрировали там, в том высокогорном ауле возле метеостанции. Приняли все доступные меры, чтобы ты не истек кровью. Чтобы ты жил. И еще долго служил им утехой уже в другом своем качестве – евнуха. А потом там, в том ауле, командование высадило десант с вертолетов. И твоих мучителей убили. А тебя – полуживого, изуродованного – доставили в госпиталь. Но это уже был не тот Гектор Борщов, что раньше. Правда?

Нет ответа.

– Правда? – очень тихо, почти шепотом повторила прокурор Клара Порфирьевна Кабанова.

Птица над головой… Высоко… Далеко…

Голубые чистые прозрачные небеса, наполненные солнечным светом.

Он увидел их. И понял, что все еще жив.

– А ты крепкий, – сказал ему Абдель Азиз, подходя и дергая за веревку, которой его привязали за ноги к старому грузовику с выбитым пулями лобовым стеклом. – Ты ведь Гектор. Такое тебе дали имя при рождении. Я знаю эту историю. Я учился в университете в Волгограде на философском три курса. У нас там была до войны целая диаспора. Ну и как тебе в реале роль Гектора Троянского? Каково оно, когда тебя тащат привязанным за колесницей победителей?

Абделю Азизу тоже двадцать пять, как и братьям-близнецам, один из которых уже мертв. Но возраста Абделю добавляют важность и окладистая черная борода, благоухающая мускусом. А также дедовская каракулевая папаха, которую он не снимает даже во время боя. Носит с камуфляжем гордо, напоказ.

– Вставай. – Абдель Азиз достал из чехла нож и перерезал петлю, захлестнувшую ноги Гектора у щиколоток.

Птица все кружит над головой… Это стервятник, привлеченный видом черной крови, лужей растекшейся у кирпичной стены бывшей метеостанции, к которой прибито выпотрошенное окровавленное тело.

– Ты крепче брата. Слышал, как он орал в конце? Это как музыка сфер. И горы откликнулись ему эхом. – Абдель Азиз повел рукой, словно приглашая к новому невиданному зрелищу зеленые склоны вокруг, поросшие лесом, и опустевший аул с заброшенными домами, и снежные вершины далеких гор, среди которых ледяная сияющая Тебулосмта – царица цариц.

Гектор пошевелился. Ноги… они не сломаны. Сломаны ребра и правая рука. На теле нет живого места. Все тело – сплошная рана. Они тащили его на полной скорости по этой горной дороге, где каждый камень сдирал с него кожу. Он медленно согнул ноги в коленях, повернулся на бок. Голова… Она разбита… Но он все еще жив.

– Мы тебя гоняли кругами за твоей колесницей, – насмешливо сообщил Абдель Азиз. – Жаль, развернуться здесь особо негде. Путь короток. Дальше дорога заминирована. Это чтобы ваши федералы не прошли. Ну, поделись с нами, как это, Гектор, когда тебя волокут за колесницей победителей?

– Ты, что ли, победитель? – прошептал Гектор. Он перевернулся, оперся на здоровую руку. И встал. Медленно. Выпрямился.

– В данном конкретном случае получается, что я. Я твой Ахилл. – Абдель Азиз улыбался. – Видишь, я знаю. Я читал. Я не тупой черножопый хачик. Я даже знаю, что сказали по этому поводу Гегель и Аристотель. Но я закрыл свой слух для всей этой вашей ерунды. Для всего этого вашего словесного блуда. Мне нет надобности во всем этом – чуждом и лживом. Я оставил в своей памяти и сердце только одни слова. Одну книгу.

Их окружили боевики. Бородачи с оружием. Целая толпа. Четверо сразу встали позади и по бокам Гектора, как только он с усилием поднялся из дорожной пыли.

– Мы давно хотели на тебя посмотреть. – Абдель Азиз разглядывал его, словно оценивал. – На тебя и твоего брата. Сколько наших вы убили? Сколько наших убил ты? Я посчитал – двенадцать. Заурбек, Ваха… Мовсед… Джарах аль Валид… этих я знал лично. Умар Кутейб – я перед ним преклонялся. Он резал вашим глотки, как овцам. Он рубил ваши головы. Иса, Хамзат… Сулейман, Хаттаб… Он был мне как брат, мы учились в Волгограде вместе с ним. Он взорвал тот троллейбус, нажал на кнопку, когда вышел из него. Саид Эмин… Хункар – Паша… Он учил меня минному делу. Всех их я знал. А ты их всех убил.

– И тебя бы убил.

– Нет. Ты до сих пор не понял. Мы тебя не убьем.

Гектор глянул на него. Глаза его залила кровь. Голова кружилась. Он еле стоял на ногах. Сломанные ребра и рука болели. Он был один против сорока боевиков. Его брат Игорь… Чук умер у него на глазах. Его выпотрошенное растерзанное тело уже облепили черные мухи.

– Брат твой отделался слишком легко и быстро. А он не совершил и половины того, что сделал ты. Все те, кого я сейчас назвал, мои братья по оружию, они не одобрили бы твоей смерти даже в пытках. – Азиз Абдель вздохнул. – Есть ли кара на земле, которой ты достоин за то, что убил тех, кого я любил, с кем я воевал против вас, федералов… собак недорезанных… против всего этого вашего порядка… уклада, образа жизни, который я ненавижу.

Он приблизился к Гектору вплотную и схватил его рукой за подбородок.

– Ненавижу… ненавижу вас всех… ненавижу тебя… ненавижу эту твою долбанную Трою, которую ты…

Гектор левой здоровой рукой ударил его в челюсть. Никто из стоявших рядом с ним боевиков не смог предотвратить этот мощный молниеносный удар.

Азиз Абдель упал в пыль на глазах у всего отряда.

Боевики вскинули автоматы.

– Нет! – крикнул властно Абдель Азиз и вскочил на ноги, как барс. – Не стрелять! Факел. Запалите факел.

Кто-то побежал в здание заброшенной метеостанции за бензином. Намотали на палку старый бушлат, облили бензином, запалили зажигалкой. Боевик держал факел в руках, словно знамя. Четверо боевиков схватили Гектора сзади за руки и за шею.

– Кроме Гектора Троянского, я знаю историю знаменитого полковника Лоуренса Аравийского. Читал его книгу в Каире, купил в книжной лавке – перевод на арабский. – Абдель Азиз снова был спокоен или хотел таковым казаться. Даже пыль не стряхнул с камуфляжа. – Среди прочих вещей, о которых он там пишет – его исповедь о плене у турок. Он опустился в подробностях и самоуничижении до того, что признался, что турки изнасиловали его в тюрьме. Всю последующую жизнь он жил словно в тени своих признаний. Отказался от блестящей военной и дипломатической карьеры… уединялся… Ну, ты, наверное, тоже про него читал… Но на Востоке мы знаем о нем и кое-что еще. Его самоизоляция, его аскеза… это было все потому, что в тюрьме после утех, а может, и перед ними, его оскопили. Превратили в евнуха. Это так принято у нас на востоке. Старая древняя традиция: не просто убить своего злейшего врага. Но отнять у него душу… отнять, уничтожить его «Я».