Яна Егорова - Эрнестина Вольф. Дело о клубничном пироге

— Ничего.

Девушка пожала плечами и покачала головой.

— Ничего, совсем ничего, Эрнестина. Но… если эти сплетни могут поднять вам настроение — я могу дать номер телефона владелицы, и вы сможете с нею вдоволь наболтаться.

Француженка была готова подпрыгнуть от радости, но уверенно сдержала этот порыв, только протянув жадные пальчики в сторону Лауры, буквально требуя визитку или хотя бы клочок бумаги с заветными цифрами. Охотник почуял добычу! Только что, буквально у нее перед носом проскочил шустрый кролик, призывно помахав ей хвостиком. Еще одно мгновение, еще один шаг за поворот, и она поймает его!!!

Тем же днем, уже совсем ближе к вечеру, к дому по улице Кауплемине тридцать один подъехал автомобиль такси. Из него вышла мадам Эрнестина Вольф. Прибыла дама в красном брючном костюме и с рыжей собачкой подмышкой. Ее синие лаковые туфли, синяя сумочка и белые седые волосы привлекали внимание прохожих ничуть не менее самого костюма и аромата сладкого французского парфюма, моментально бывшего подхваченным вечерним туманом и распространенным по всей улочке старого города. Отворив красную деревянную дверь, мадам по-деловому направилась прямо во вторую квартиру на первом этаже. Пальчик мадам нажал на звонок. Спустя минуту ей открыла дверь женщина в черном траурном платье. Седые волосы на ее голове были заплетены в тугую толстую косу и скручены на ее затылке в тесное птичье гнездо.

— Что надо? — спросила она в лоб свою гостью.

Мадам Эрнестина не растерялась. Она вежливо улыбнулась и поинтересовалась:

— Госпожа Маргус?

Услышав эту фамилию, хозяйка квартиры смертельно побледнела, ее лицо стало белее белого полотна.

— От… от…. Откуда вы…

— Это не имеет значения, — еще более мягко и вежливо произнесла Вольф. — Ваш супруг Вилджо, он дома? Я могу с ним поговорить?

— Вилджо умер.

После этого сообщения, белое лицо соседки снизу приобрело серый оттенок. Страх на ее лице сменился неподъёмным горем, теперь уже мадам Вольф почувствовала себе неловко, однако отступать намерена не была.

— Примите мои соболезнования, госпожа Маргус. Могу ли я поинтересоваться, когда это произошло?

— Сегодня утром. В больнице.

— Ах, да! — француженка приложила пальчики к груди. — Действительно, я же слышала об этом! Мне сообщила моя… подруга. Я чувствовала себя неважно, поэтому пропустила…

— Так вы та самая старушка из четвертой квартиры, которая накануне отравилась? Ага, понятно. Я ходила проведать вас.

— Старушка? — мадам Эрнестина не смогла скрыть эмоций. Ее брови удивленно приклеились к самой верхней морщине на ее лбу и никак не хотели опускаться вниз. — Кхм…

Соседка в трауре пропустила ее удивление мимо ушей. Фактически проигнорировала, чем еще больше взбесила своевольную француженку. Но Вольф не оказалась в долгу, моментально и безжалостно перейдя к делу, за которым, собственно, и пожаловала в гости.

— Наверное, я должна поблагодарить вас, за ваши переживания, — холодно сказала она. — Но я здесь не по этому поводу. Я очень сочувствую вам, однако хочу поговорить. Дело не терпит отлагательств!

Мадам взяла дверь за ручку несмотря на то, что с другой стороны за эту же ручку держала хозяйка квартиры, распахнула ее пошире и бесцеремонно переступила порог второй квартиры. Не дожидаясь, пока ее станут останавливать — топая высокими длинными шпильками по давно не полированному паркету, прошла как можно дальше.

— Где у вас здесь можно присесть и поговорить? — громко спросила она, не забывая при этом активно вертеть головой по сторонам.

Квартира оказалась очень интересной. Ее объединили из двух в одну. Безумное количество запертых дверей, лишь в одном месте, в зал для приема гостей препятствий не оказалось — сюда вела арка. Ремонт здесь, как, впрочем, и уборку не делали давно, при этом обстановка даже на сегодняшний день оставалась быть довольно дорогой. Деревянная, резная мебель, внушительные шкафы, диваны, хоть и пыльные, но сохранившиеся в отличном состоянии ковры, позолоченные светильники и бра. Все здесь говорило о том, что квартира принадлежала людям состоятельным. О них можно было сделать еще один вывод — люди не любили уборку, или, может быть, не хотели снимать с поверхностей десятислойную пыль, чтобы, вероятно, сохранить какие-то воспоминания? Ценные воспоминания о событиях большой давности…

Мадам Эрнестина не испугалась пыли и затхлого запаха, сырости, царившей в комнатах из-за того, что здесь, по всей видимости, не открывали окна. И на ее второй родине, во Франции, она нередко оказывалась в подобных интерьерах, где пыль не считалась грязью. В некоторых домах, некогда принадлежавших людям со следами голубых кровей (в смысле, кровей благородных), пыль и старина подобна ценности благородной плесени на сыре.

Вольф, не дожидаясь, пока ее догонят в этой комнате, уселась в кресло и отпустила Кикки с рук.

— А скажите, ваш супруг, с ним случилось несчастье?

— С ним случился рак, — сообщила женщина в трауре, вошедшая теперь в гостиную. — Он доживал последние дни. Гастроэзофагеальный рак.

— Получается, его кончина не была неожиданностью? — кивнула мадам, ставшая посреди всей этой пыли единственным пятном жизни в своем красном костюме и синих туфлях.

— Не была неожиданностью.

— Хорошо. В смысле… не хорошо, я не об этом. Не в этом плане хорошо. Хорошо, но…

— Я поняла.

— Вот. Хорошо. Ох, простите. Да… Мадам, госпожа Маргус, я хотела спросить вас…

— Я не Маргус.

Женщина в трауре осталась стоять, возвышаясь над Эрнестиной.

— Откуда вы узнали эту фамилию?

— Вы не Маргус? — француженка упрямо ответила вопросом на вопрос.

— Я — не Маргус. Мой супруг был когда-то. Когда мы поженились, он взял мою фамилию.

— Как же зовут вас? — Вольф задвинула кончиком пальца модные кошачьи очки обратно на переносицу.

— Агнес Илвес. И моего супруга звали Илвес. Так вы ответите, откуда вам известна фамилия Маргус? Не стоит увиливать, говорите, раз уж сами пожаловали! Откуда вам известна его фамилия и зачем вы явились! Зачем вы намерены ворошить прошлое?!

Мадам хмыкнула, провела указательным пальцем по своему носу вверх и вниз, затем раскрыла сумочку и достала из нее электронную сигарету.

— Здесь не курят, — увидев гаджет в руках гостьи, строго сказала Илвес.

— Раньше не курили. Не все ли равно вам теперь?

— Уберите это, иначе я выставлю вас на улицу! Не стоит очернять его память!!!

Кулаки женщины в трауре сжались, а руки затряслись. Даже смелая обычно в подобных ситуациях француженка, все же отступила и не стала закуривать в помещении. Она убрала сигарету, пару раз прикусила нижнюю губу, оставив следы красной помады на белых зубах и примирительным тоном начала: