Наталья Александрова - Преступление в десять карат [= Заколдованное колье] [litres]

– Нет, конечно, это не доберман, но все же…

– И вообще, Пу И ваш потенциальный клиент! – нашла Лола новый довод. – Он хочет заказать у вас ошейник с бриллиантовой монограммой. Две буквы на черном фоне – «П» и «И», две первые буквы его имени… Вообще-то, их всего три, так что Пу И колеблется – может быть, заказать уж полностью все имя…

– Не понял, – перебил ее ювелир, у которого от Лолиной болтовни началась головная боль. – Вы сейчас пришли ко мне, чтобы заказать ошейник?

– Нет, с ошейником Пу И пока не определился. Он еще подумает. Пока я хочу заказать у вас имитацию своего украшения. Вы ведь делаете имитации украшений?

– Делаю, – ответил ювелир довольно неохотно. – Но в исключительных случаях и только имитацию своих собственных работ…

– Но у меня как раз исключительный случай! – заторопилась Лола. – У меня есть прекрасный, совершенно исключительный браслет, и мне очень нужна его имитация. Дело в том, что я собираюсь на Тенерифе, я буду там загорать и купаться, а разве можно загорать и купаться в настоящем браслете?

– А купаться совсем без браслета? Это вам не приходило в голову?

– Совсем без браслета? – переспросила Лола в ужасе и взглянула на старого ювелира так, как будто он предложил ей пойти на премьеру в оперный театр совершенно голой.

– Ну, или с каким-нибудь скромным браслетом… – смягчил ювелир свое предложение.

– Нет, это никак невозможно! – отрезала Лола. – Там ведь будут мои знакомые – Ирма Груздь, Вава Стульникова…

– Да, действительно, положение серьезное! – хмыкнул Аристарх Платонович.

– Очень серьезное! – воскликнула Лола. – Я рада, что вы это наконец поняли! Так вот, взгляните на этот браслет…

Она положила перед ювелиром футляр с браслетом.

Тот неторопливо открыл футляр, поправил лупу и внимательно рассмотрел изделие.

Затем поднял на Лолу взгляд и проговорил кротким голосом:

– Я не люблю эти новые европейские тенденции в ювелирном искусстве. Мой стиль – классика, она никогда не выйдет из моды. Но если уж вы так хотите – я сделаю для вас имитацию…

– Хочу, очень хочу! – бурно обрадовалась Лола.

– Но это будет стоить довольно дорого!

– Не важно! – Лола махнула рукой, при этом побеспокоила Пу И, который возмущенно взвизгнул.

Аристарх Платонович заметно побледнел и схватился за сердце.

– Он еще и лает… – проговорил он слабым голосом, выдвинул верхний ящик стола, достал оттуда коробочку с таблетками и положил одну под язык. – Я не переношу собачьего лая… В детстве меня покусал доберман, и с тех пор у меня от лая начинается тахикардия…

– Пу И, нехороший мальчик, – строго проговорила Лола. – Ты ведь обещал вести себя прилично!

Песик укоризненно взглянул на хозяйку: он совершенно не чувствовал за собой никакой вины, она сама потревожила его своей актерской жестикуляцией!

Аристарх Платонович отдышался и еще раз внимательно осмотрел Лолин браслет.

Лола сочла этот момент подходящим, чтобы выложить свой главный козырь и посмотреть, как старик на него отреагирует.

Снова раскрыв сумочку, она проговорила:

– Мне бы хотелось, чтобы вы сделали что-то особенное… Копию экстра-класса, вроде вот этого колье. Это, кстати, случайно не ваша работа?

С этими словами она достала из сумки колье Резуна, точнее, его копию. Украшение лежало в сумочке без футляра, и, вынимая его, Лола нечаянно зацепилась его замочком за ошейник Пу И, дернула и, должно быть, причинила песику боль.

Пу И издал душераздирающий визг – скорее, все же не от боли, а от возмущения. Лола отцепила колье от ошейника и только после этого взглянула на Аристарха Платоновича.

Старый ювелир медленно сползал с кресла, лицо его было белым как бумага, он хватал ртом воздух и безуспешно пытался что-то сказать. Глаза его были прикованы к Лолиной сумочке.

– Ой, что с вами? – вскрикнула Лола, всерьез перепугавшись. – Вам плохо?

Если бы ее сейчас видел и особенно слышал Леня – он непременно сказал бы, что она снова играет пародийную блондинку и здорово переигрывает.

Ее вопрос, обращенный к старому ювелиру, был сродни идиотскому вопросу, который обычно задает герой американского боевика человеку, на которого наехал грузовик или обрушился двадцатиэтажный дом: «Вы в порядке?»

Впрочем, Лола сама моментально поняла неуместность этого вопроса, попыталась поддержать сползающего на пол старика, вытряхнула из его коробочки еще одну таблетку и сунула ему под язык.

Это не помогало, и тогда она бросилась к двери, распахнула ее и истошно закричала:

– Помогите! Ему плохо!

В кабинет тут же вбежал давешний лысый продавец. Он бросился на помощь своему боссу и замахал на Лолу:

– Уйдите! Уйдите немедленно со своей собакой! Я же говорил вам, к нему нельзя с собаками!

На этот раз Лола не стала спорить, не стала уверять продавца, что Пу И вовсе не собака, а ангел во плоти или лауреат Нобелевской премии мира, а быстренько ретировалась, пока их присутствие не привело к преждевременной кончине бедного старика.

Дома она подробно отчиталась перед Леней о результатах своего похода.

– А потом Пу И снова залаял, старику стало совсем плохо, и я так ничего и не узнала! – закончила она свей отчет и сложила руки, как примерная ученица.

– Говорил я тебе – не бери с собой Пу И! – проговорил Леня недовольным, ворчливым голосом. – Но разве ты меня когда-нибудь слушаешь?

– Во-первых, я тебя всегда слушаю и повинуюсь, как раб лампы, – начала Лола. – Во-вторых, ты ничего подобного не говорил. И в-третьих, Пу И нужно хотя бы изредка выходить на люди, он очень скучает в четырех стенах…

– И в-четвертых, ты всегда должна оставить за собой последнее слово! – перебил ее Маркиз. – Во всяком случае, мы не узнали ничего нового и топчемся на прежнем месте! Нет, не зря говорят – если хочешь, чтобы дело было сделано хорошо, сделай его сам!

– Ты слышал, Пу И, что говорит этот ужасный человек? – обратилась Лола к песику. – Никакой благодарности! Мы с тобой, как всегда, взяли на себя всю трудную и неблагодарную работу…

– И где результат? – прищурился Леня. – Если старикан и делал имитацию этого колье, у него теперь ничего не выяснить. Тебя, во всяком случае, в этот магазин больше не пустят!

Лола посмотрела на своего компаньона глазами, полными слез, губы ее задрожали.

О, по части слез, взглядов и улыбок Лола была непревзойденная мастерица! Как и в умении изображать обиду.

Лучше всего удавалась ей оскорбленная невинность – когда руки судорожно прижаты к груди, как будто от незаслуженной обиды захватило дыхание, и глаза широко распахнуты. И в них стоит такая боль, что человеку, заглянувшему в эти глаза даже случайно, хочется немедленно прижать хозяйку глаз к груди, утешить ее и потом оберегать всю оставшуюся жизнь.