Людмила Мартова - Проклятие брачного договора

– Надо сказать, что ты довольно долго ждал до того, как прийти на помощь, – заметил Борис.

– Так и я не чертов Рэмбо, – Максим вдруг ухмыльнулся и подмигнул Дине, – со мной вон, барышня справилась в прямом смысле слова одной левой. Так что на рожон я не полез, тем более понятия не имел, кто этом мужик, чего ему надо и сколько у него друзей в доме. Поэтому я позвонил Бекетову.

– Владимиру Николаевичу? – пискнула Дина. – Следователю?

– Ну да. Я стащил его визитку из твоего кармана. Ты тогда поехал в полицию, а меня это встревожило, потому что рыло у меня было в пуху, сам понимаешь. Думал, вдруг это из-за попытки взлома. В общем, визитку я спер, а уже потом узнал про убийства в вашем подъезде. Тебе было совершенно не до того, кто влез в твою квартиру, и я выдохнул, но визитка завалялась. Как оказалась, к счастью.

Дверь сарая отворилась, и на пороге появился Бекетов собственной персоной.

– Ну что, все живы и относительно целы? – осведомился он. – Вот, ей-богу, я бы вас своими руками придушил, причем обоих. Скажите мне на милость, вы зачем сюда полезли? Да еще в одиночку?

– Это я виновата, – кинулась на защиту Бориса Дина. – Я приехала сдуру, потому что Лена выманила меня из дома. А Борис отправился меня спасать, дав мне честное слово, что ничего вам не скажет.

– Сглупил, да, – признал Посадский. – Если бы не Макс…

– Если бы не Макс, то вам бы до вечера голову проломили чем-нибудь тяжелым, – в сердцах сказал Бекетов. – Борис Аркадьевич, ну ладно, Дина Михайловна у нас женщина эмоциональная, впечатлительная, но вы-то… Бизнесмен, серьезный человек… У вас-то почему мозги отшибло?

– Вы задержали Веню? И Лену? – с любопытством спросила Дина.

– Да уж задержали, – Бекетов смотрел неодобрительно, но глаза его улыбались. – То, что увидел ваш друг, только подтвердило наши догадки.

– То есть вы и сами уже поняли, что убийца – Вениамин?

– Конечно. Всех жильцов подъезда мы пробили. Выяснилось, что этот самый Вениамин Косарев долгое время работал в «АрдолитСтрое», той самой фирме, которая принадлежала обоим жертвам. То есть Косарев знал и Попова, и Петрова, и то, что они были убиты именно в том подъезде, где он живет, не могло быть простой случайностью. А потом выяснилось, что в квартиру старого профессора вхожа Елена Косарева. Как говорится, пазл сошелся. Так что ваша самодеятельность была совершенно лишней.

– Ладно, проехали, – буркнул Борис. Было видно, что он сильно недоволен собой. Но хоть на Дину смотрел нежно и ласково. И то хлеб. – Скажите, ктубу нашли или Вениамин уже успел ее продать?

– Да нашли, нашли. Здесь в доме и держал. Покупателей найти не успел, потому что из-за шума вокруг убийства боялся волну поднимать. Ждал, пока все успокоится, и нервничал ужасно, потому что время шло, а уж больно он хотел к рождению ребенка новый дом построить. Хотите посмотреть на бумагу эту, из-за которой трех человек жизни лишили?

– Конечно, – обняв Дину за плечи, Борис вывел ее на улицу. – Совсем замерзла? – спросил он и затянул потуже шарф под капюшоном ее пуховика. – Ничего, сейчас в машину сядем, я печку на полную мощность включу.

Следователь подозвал полицейского, и тот принес лист бумаги, заботливо убранный в прозрачный пластиковый файл, словно был современным офисным документом, а не трехсотлетней реликвией. Древняя вязь слов, казавшаяся сказочным заклинанием, а на самом деле содержавшая перечень обязанностей мужа по отношению к жене, цветочный орнамент по бокам, желтоватая бумага… все это Дина уже видела, пусть и мельком, в вагоне поезда, где и началась вся эта история. Борис же смотрел внимательно, с нескрываемым интересом.

– И вот из-за этого можно совершить три убийства? – спросил он с легким недоумением в голосе. – Мне не понять, честно.

– Мы ведь поможем этому старику из Череповца? – спросила у Посадского Дина и прижалась к нему, чтобы хоть немного согреться. А может, ей просто приятно было прижиматься к нему просто так.

– Конечно. Когда расследование закончится, мы найдем этого Константина Яковлевича и поможем ему продать его реликвию, и найдем ему хороший частный пансионат, и проведывать обязательно будем. Думаю, Павел Попов был бы этому очень рад – знать, что старик не брошен. Вот что, поедем-ка домой, а то ты совсем замерзла. Или нам еще показания давать, а, Владимир Николаевич?

– Поезжайте, – махнул рукой следователь, – завтра придете с утра в отделение, запишем мы ваши показания. Куда вы денетесь?

С крыльца дома двое полицейских свели Веню в наручниках. Тот, матерился на чем свет стоит, то и дело сплевывая.

– Я один во всем виноват! – заорал он, поравнявшись с тем пятачком мокрой дорожки, на котором стояли Дина и Борис. – Я один, Ленка́ не трожьте. Беременная она.

Третий полицейский вел под руку Лену. Понурившись, она практически висела у него на руках, мелко-мелко перебирая ногами.

– Это из-за меня, из-за меня все, – прошептала она, проходя мимо Дины. – Это Веня хотел как лучше. Дом новый для нас построить хотел. И убил ради этого. И я ради этого убила. Старика убила, потому что он догадался обо всем и захотел Веню полиции сдать.

– Что с ней будет? – спросила Дина у Бекетова перед тем, как сесть в машину. Больше всего она мечтала оказаться внутри, перед работающей печкой, потому что льдинки внутри, казалось, звенели, сталкиваясь друг о друга, но и не спросить не могла. Жалко ей было Лену, хоть та и оказалась убийцей.

Бекетов пожал плечами:

– Суд решит. Да не расстраивайтесь вы так, Дина Михайловна. Так бывает, что люди из самых лучших побуждений портят себе жизнь. Окончательно и бесповоротно. В поисках лучшей жизни нельзя заходить за черту. За ней уже ничего нет. И возврата нет, в первую очередь к себе прежнему. А вы езжайте домой, отогревайтесь. До завтра.

Борис захлопнул за Диной дверь, обежал машину, залез на водительское сиденье, завел мотор, поколдовал над печкой, чтобы теплый воздух дул Дине и в ноги, и в лицо. Она зажмурилась под его потоками, как кот на солнцепеке.

– Подожди, я сейчас, – услышала она и распахнула глаза. Борис вышел из машины и подошел к стоящему у калитки Максу. Дина чуть приспустила стекло, потому что ей надо было ЭТО услышать.

– У тебя был прекрасный шанс за все мне отомстить, – негромко сказал Борис. – За то, что я тебя уволил, за то, что я, с твоей точки зрения, мажор и счастливчик, несправедливо одаренный судьбой. За то, что у тебя так и не получилось стать партнером фирмы. Сегодня у тебя был шанс, Макс. И знаешь, что? – Он немного помолчал, и Максим Головачев тоже не произносил ни слова, ковыряя носком ботинка талый снег и черную, грязную землю под ним. – Я чертовски рад, что ты этого не сделал.

– Ты рад, что я оказался меньшим подонком, чем ты меня представлял? – Максим горько усмехнулся краешком губ. Лицо его сейчас было похоже на театральную маску, старую, потрескавшуюся и страшную маску, которую долго не снимали с гвоздя, на котором она висела. – Представляешь, я тоже этому рад. А еще я рад, что долгое время ошибался, искренне считая, что тебя ненавижу. Вот просто просыпался по ночам и растравливал эту ненависть внутри, мечтая о том, чтобы ты упал в грязь и ползал в ней, воя и скуля. Я придумывал для тебя сто сорок три несчастья, после которых я смог бы наконец от тебя освободиться. И только сегодня я понял, что нет никакой ненависти. И твои успех и удачливость не имеют больше никакого значения. Я освободился от тебя, Посадский.