Елена Басманова - Тайные пороки

— Я не хотел скрывать ничего, просто текст меня вдохновил на стихи, — бубнил Платонов, — и вообще стихотворение мне показалось шутливым, юмористическим. Вы ведь сами поставили его в раздел юмора.

— Ладно, садитесь, — оборвала его госпожа Май. — Черт их знает, что и когда они запрещают. Хоть бы списки публиковали. Теперь вот, когда напечатали юмореску «Дневник кушетки», знаем, что одноименный рассказ запрещен, так как признан порнографией. Удалось выкрутиться. И только потому, что Иван Федорыч, переводя его, изволил побаловаться стихами.

— Ту книгу, что вы велели мне перевести для следующего номера, буду писать без рифм, — льстиво откликнулся Платонов.

— Да что мы все о прежнем толкуем уже битый час? — недовольно произнес Мурин. — Пора следующий номер планировать. Время — деньги.

— Без вас знаю, — возразила госпожа Май. — Но время имеет и другие эквиваленты. Кстати, а где Братыкин? Почему я не вижу фотографа? Ведь велено же ему являться по понедельникам.

— Может, он заболел? — подала спасительную реплику Ася.

— Да, не исключено, — раздумчиво согласилась Ольга. — Кстати, господин Платонов, слезьте с подоконника. Там поддувает. И вообще, господа, я же вас просила во избежание инфлюэнцы одеваться теплее. Следуйте моему примеру.

— Этот меховой жакет вам к лицу, — галантно откликнулся Синеоков.

— Если б Венера жила не в Италии, а в Петербурге, она бы ходила в таком наряде, — хохотнул Фалалей.

— Этот мех напоминает о знойных страстях, — поддакнул дон Мигель. — И я рад, что вы последовали моему совету. Ныне расцветка под леопарда — самая модная в Париже.

— Не всем обязательно гоняться за леопардом, — сказала госпожа Май, — но всем обязательно нужно утеплиться. Лекарства пьете?

Сотрудники, застигнутые врасплох, молчали.

— Я же велела всем пить аспирин для профилактики. — Ольга Леонардовна в гневе встала. — Данила! Принеси порошки от инфлюэнцы — пусть пьют в моем присутствии. Ну где, где ваша сознательность, просветители народные? Кого и чему вы научить можете? Вы же сами как дикари беспросветные! В столице эпидемия инфлюэнцы — и такая беспечность, такое разгильдяйство! А ведь нам за лекарства и денег платить не надо, нам их бесплатно фармацевты поставляют. Зачем же я трачу на их рекламу журнальную площадь? Или вы желаете, чтобы о вашем здоровье обязательно профсоюз беспокоился? А если работодатель беспокоится, то здоровью объявляем саботаж? Или вы полагаете, что я собираюсь из своего кармана покрывать каждому двухнедельное пребывание в больнице?

Пока она произносила обличительную тираду, Данила обносил журнальную братию порошками и стаканами с водой.

— Ужасная гадость, этот ваш аспирин, такая горечь, — капризно отер губы белоснежным платком Синеоков. — Долго ли вы еще нас терзать будете? У меня от него проливные поты.

— Если вам что-то здесь не нравится, — заметила Ольга, — я вас не держу. Есть ли еще истерзанные?

— Истерзанные есть, но им все очень нравится, — Фалалей захлопал в ладоши, — а дону Мигелю устроим темную. Если б кацавеечку для драгоценной Ольги Леонардовны шиншилловую присоветовал, кротости христианской бы более в мире прибавилось.

Довольная улыбка тронула губы Ольги Леонардовны, и, чтобы скрыть ее, она повернулась к молчавшему Самсону. По впалой щеке юноши из-под опущенных ресниц скатывалась крупная слеза. Странную слезу, кажется, заметил и Фалалей: румяное лицо фельетониста вытянулось, и он поник в растерянности.

Самсон судорожно сглотнул: никто, никто в редакции, да и во всем Петербурге не знал о существовании его тайной жены, исчезнувшей вскоре после венчания. За ней, за ней, а вовсе не для поступления в Петербургский университет ринулся он из Казани в столицу. Три недели в Петербурге ни на шаг не приблизили его к Эльзе. Одну неделю он провел, готовя свой первый материал для журнала «Флирт», куда попал благодаря железнодорожному попутчику, Эдмунду Либиду, а две провалялся в больнице. Сколько раз видел он на улицах Петербурга ускользающий призрак Эльзы в шиншилловой шубке, его ласковая, пухленькая женушка являлась ему и в бредовых, горячечных снах, когда он боролся с инфлюэнцей.

— Все высказались? — Госпожа Май повысила голос. — Теперь моя очередь. Номер, вышедший вчера, никуда не годится. Беззубый. Более таких номеров быть не должно. Я понимаю, мы все были деморализованы из-за неприятностей с номером о возрождении падших женщин. Поэтому здесь все материалы так бледны, скучны, пресны. Однако слух, что нас за эротический либерализм едва не прикрыли, проник в народные массы. И теперь в нашем журнале будут искать что-то свободолюбивое, что-то истинно новое. Смелое. Неожиданное. Сенсационное. И если не найдут, перестанут покупать. Пора превращаться из кроликов в леопардов. Я ясно объясняю?

— Я вас лучше всех понимаю, — встрепенулся Платонов.

— На что он намекает? Почему остальных принижает? Сколько я буду терпеть этого черносотенного выскочку? — С новой силой напал на переводчика Лиркин.

— Вы ощущаете себя униженным? — Госпожа Май сдвинула брови.

— Да! Именно! — взвизгнул Лиркин.

— Оскорбленным? Растоптанным?

— Вывалянным в грязи! — Лиркин в отчаянии закрыл лицо ладонями.

— Прекрасно. — Госпожа Май плотоядно улыбнулась. — Тогда вы напишете для следующего номера журнала аналитическую статью на тему «музыкальный аспект трагедии падшего мужчины».

— Что-о-о? — Весь вид музыкального обозревателя свидетельствовал о параличе сознания.

— Я повторю для непонятливых. — Госпожа Май вольготно откинулась на спинку мягкого стула. — Ставлю перед вами задачу осветить со всех сторон проблему под условным названием «падший мужчина». И не надо мне говорить, что падших мужчин не бывает. Или вы забыли, с каким упоением готовили номер, посвященный утверждению общечеловеческих ценностей в образе падшей женщины? Теперь же задача проще — материал для темы «падший мужчина» каждый поищет в себе — в своем прошлом и настоящем. Надеюсь, вы не перетрудитесь. Идеи есть?

— Я мог бы написать о том, как мех горностая сделал падшим мужчиной английского короля Генриха Восьмого. Существует даже гипотеза, что в этом мехе есть возбудитель французской болезни, потому и королевские дома Европы пали — в лице своих монархов, — сообщил дон Мигель.

— Только поменьше истории, и побольше жизнеутверждающего порока, — поморщилась редакторша.

— Разумеется, — поспешил успокоить начальницу толстяк Сыромясов, — чудо Божие совершилось: у короля-сифилитика родилась здоровая дочь Елизавета, она-то и создала могущество Англии.

— А вы, господин Синеоков, о чем намерены писать?

— Вообще-то я собирался об Элеоноре Дузе…