Елена Басманова - Бомбейские чудовища

— А Родиона вашего с Гагаринского буяна я знаю, — неожиданно признался отец Киприан, — он в нашу церковь захаживает. Дважды уже был, жен хоронил. Говорят, бил их смертным боем. Сейчас третья у него, хотите посмотреть? Стоит в храме, вымаливает себе скорую смерть. И папашка у него таков же был, битюг битюгом. Да зарезали его дружки, упокой Господи душу его.

Кирька неожиданно всхлипнул, перекрестился и выскользнул из ризницы.

— Странно, — заметил равнодушно Фалалей, — мне это не нравится.

— И мне тоже, — поддакнул согласно Самсон. — Все очень подозрительно. И особенно Лиркин.

— Лиркин ни при чем, — отмахнулся фельетонист, — ты обознался. Не мог он там быть. Он небось сидит где-нибудь в театрике, Вяльцеву слушает. А вот Розочка твоя — еще тот фрукт. Говоришь, подруга супруги сыромясовской?

— Ну, я же рассказал, обе ворковали в кофейне, — обиженно напомнил Самсон. — Как думаешь, зачем она меня обманула? И где этот проклятый гимнастический зал «Титан»?

— Это-то я знаю, — с важностью ответил Фалалей, — там меня сегодня и настиг маньяк Матвеев. Там дядя Пуд своих орлов тренирует. Хочешь, выясним у него насчет Родиона?

— Хочу?! — Самсон выкатил глаза. — Да если я не пойму хоть что-нибудь, я вообще сойду с ума.

Порозовевший Фалалей с хитрым видом наблюдал, как вернувшийся Кирька вынимал из жестяного ведерка кусочки льда, заворачивал их в льняные тряпицы, прикладывал их ко лбу и распухшей губе Самсона.

— Ну, давай, давай, исцеляйся, а ты, Кирька, не забудь и молитву-другую прочитать, а сначала телефонный аппарат отопри.

Кирька усмехнулся, оставил стажера и направился в угол к птичьей клетке, накрытой потрепанным покровцем. Когда парчовая крестообразная тряпица была снята, Самсон с изумлением увидел внутри клетки телефонный аппарат. На дверце клетки висел замочек.

— Ценность великая, — пояснил дьячок, — вот и бережем от воров. Сейчас отопру, и телефонируйте.

Фалалей расхохотался.

— Ну что, удивился, братец, — спросил он у стажера, — такого небось в своей Казани не видывал. А у нас и не такое узришь. Откуда в этой ветхой храмине телефон? Отвечаю: батюшка здешний опростился по толстовскому образцу, оставил свою семью княжескую да служит народу. Ну, а родственнички позаботились о том, чтобы был здесь телефон. Провели, иногда у Кирьки о здоровье батюшки справляются. Сам-то не желает знаться с родней. Вот так-то.

Фалалей просунул руку в дверцу птичьей клетки, исхитрился извлечь наружу трубку и завопил:

— Барышня, алло! Барышня! Соедините меня с гимнастическим залом «Титан», номер 5714.

Как только связь установилась, фельетонист, брызгая слюной, зачастил:

— Дядя Пуд, дядя Пуд, это я. Как там у вас дела? Приходил? И что? Здорово! Ты хитрец, дядя Пуд! С меня причитается! Да жив я, жив, и в безопасном месте. Значит, могу выйти на свободу? А на один вопросец не ответишь ли? Есть у тебя атлет по имени Родион? Нету? Точно помнишь? Ты ничего не скрываешь? И не было? Ну ладно, ладно, не выдумывай, ничего я не вынюхиваю. Просто встретил здесь дамочку, говорила о своем братце, якобы он в «Титане» тренируется. Вот я о тебе и вспомнил. Врала, значит. Ну ладно. Бывай, завтра приду на твой триумф.

Фалалей оторвал трубку от уха и опустил руку вниз.

— Ну что? Что? — заторопил его Самсон.

— Нету у него никакого Родиона. Может, и врет. А кое-что полезное я узнал. Хитрец дядя Пуд. Пообещал моему маньяку Матвееву, что я вернусь. И вместе с ним выпил водочки. А в водочку подмешал снотворного. Теперь мой мучитель спит. Значит, можно безопасно двигать на улицу.

— Не особенно обольщайся, — встрял неожиданно Кирька, — снотворные, если с водкой, то действуют недолго. Проснется он скоро.

— Эх, черт рыжий, не мог промолчать, — Фалалей досадливо скривился, — никакого утешения от тебя не дождешься, слишком много знаешь.

— Многая знания — многая печали, — изрек, опустив в притворной скорби глаза, отец Киприан.

— Время еще есть, — упрямо повторил Фалалей, — а мне не терпится ринуться в бой. Сейчас позвоню мадмуазель Мадлен.

Самсон густо покраснел.

— Алло! Алло! Барышня! Да черт бы вас побрал, где вы?! Алло! — завопил вновь Фалалей, пытаясь засунуть вторую руку внутрь клетки, к рычажку, чтобы разбудить телефонистку. — Ну наконец-то! Барышня! Сию же минуту соедините меня с квартирой мадмуазель Жене, номер 2518. Алло! Мими! Душечка! Ангел мой! Наконец-то я до тебя добрался! Ты была? Да-да, я не смог, и Самсончик тоже. Он здесь, извиняется и передает тебе пламенный привет. Мы оба виноваты. Да-да, свиньи препорядочные. Но исправимся. Клянусь. Да, я понимаю. Нет-нет, я Самсона плохому не учу. Клянусь всеми фибрами. Ты узнала что-нибудь? Говори. Так, так, ясно. Я вечный твой раб. Да, нет. И Самсон тоже. Да, хорошо, сейчас передам. Самсон, иди сюда, возьми трубку.

Пунцовый стажер поднялся со скамейки и шагнул к клетке. Он приложил к уху телефонную трубку и злобно глянул на друга. Тот и не думал отходить, он явно желал подслушивать.

— Самсон Васильевич, — услышал стажер милый голос с легкой хрипотцой, — вы здоровы?

— Да, вполне, — ответил сипло Самсон.

— Успеете ли вы сегодня на мессу?

Самсон едва не задохнулся от волнения.

— А во сколько месса начинается?

Фалалей захохотал и вернулся к столу, налил себе в стакан наливки.

Самсон, услышав, что месса начнется, когда ему будет угодно, опустил трубку и передал ее хмурому Кирьке.

— А я-то думал, здесь люди православные собрались, — с обидой сказал отец Киприан.

— Брось, Кирька, — осклабился Фалалей, — знаешь, что у нынешней молодежи мессой называется? Блудилище, вот что!

Отец Киприан недоверчиво посмотрел на Самсона и перекрестился.

— Ну, коли так, то это дело богоугодное.

— А я думаю, надо срочно действовать, — Фалалей яростно почесал стриженый затылок, — конкурс неумолимо приближается. А главная претендентка по-прежнему нами не изучена.

— Так что же сказала мадмуазель Жене? — холодно поинтересовался обиженный Самсон.

— А сказала она, — разулыбался Фалалей, — что, по ее сведениям, эта Жозефинка снимается в киноателье Дранкова. Ну, знаешь, думский фотограф, преуспевающий делец. Его фотографии и в «Times» брали, и с французским «Illustration» связь наладил.

— Неужели мы потащимся в ателье?

— Да, но не потащимся, а помчимся! — заявил Черепанов, шныряя глазами по углам.

— А ты не забыл, что нас ищет полиция? — заканючил Самсон. — И непонятно, за что. А если уж Мими знает о Жозефинке, то и полиция наверняка тоже. Вот устроит там засаду на тебя. Заодно и меня прихватят. А я не хочу сидеть в кутузке всю ночь.

— Понимаю, — фельетонист с силой хлопнул по плечу стажера, тот даже вздрогнул от неожиданности, — всю ночь ты хочешь лежать в постельке Мадлен. Простите, отче, за дерзкий язык мой.