Моника Кристенсен - Экспедиция

После этого взрыва эмоций говорить было особенно не о чём. Карстен подтащил один из ящиков к холму, где был похоронен Мадс. Он дал понять, что хочет остаться один и сел спиной к палатке. Терье встал на лыжи, схватил винтовку и сказал, что хочет прогуляться.

– Остальные обойдутся сигнальными пистолетами, – сказал он.

Кнут отметил про себя, что он двинулся на север, но горько усмехнулся и подумал, что он наверняка не собирался отправиться на Северный полюс один. Он снова подошёл к радиоприёмнику. Подсоединил аппарат к батарее и антенне и попытался наладить радиоконтакты со Шпицбергеном. Это не удалось, но сейчас даже помехи в радиоэфире казались желанными звуками. Спустя некоторое время он послал короткие сообщения по-норвежски и по-английски на аварийной частоте, в надежде, что кто-нибудь отзовётся.

В палатке было темно и холодно, сейчас она уже воспринималась как негостеприимное место. Кнут не стал разжигать примус, он плотно задёрнул полог палатки и укрепил его застёжкой-липучкой. Блёклого дневного света было достаточно, чтобы он более или менее отчётливо мог видеть всё вокруг. Сначала он взялся за крупные вещи и выругался – спальный мешок и вещи Мадса, а также одежда, в которой его схоронили, не были толком досмотрены. Его собственный спальный мешок был пуст, но он всё равно изучил каждую складку и изгиб ткани. Он осмотрел вещи, вытащил их наружу и распределил по группам, кому что принадлежало.

В работе полицейского есть свои бесспорно негативные стороны. Никакие личные вещи, даже самые интимные, не исключались из списка, подлежащего тщательному обыску. Он нашёл дневник Мадса в его рюкзаке. В последнюю неделю он, разумеется, ничего не записывал. Последние пространные заметки были посвящены самому Кнуту, что заставило его покраснеть от смущения. Мадс надеялся, что теперь все проблемы разрешатся благодаря «толковому участнику, который будет сопровождать нас на последних километрах пути к Северному полюсу». Кнут покачал головой, закрыл дневник и положил его у входа в палатку к собственным вещам, которые нужно упаковать и запечатать.

Карстен тоже вёл дневник. Он был внимателен и точен в деталях, особенно в тех, которые казались ему важными. Кнуту показалось, что он занимался наивным самолюбованием. Было ясно, что Карстен подражал образцам классической литературы о полярниках. Вероятно, его дневник был задуман как материал для будущей публикации. Кнуту не хватало времени перелистать всё – он успел просмотреть только последние страницы, где Карстен добросовестно фиксировал температуру воздуха, погоду, координаты и количество пройденных километров. Основу дневника составляли короткие тексты – или о том, какие они все герои, мужественные и альтруистичные, или о погоде и состоянии льда. Белый медведь, которого Кнут видел недалеко от палатки, тоже удостоился подробного описания. Кнут снова вздохнул – Карстен просто великий фантазёр. Его дневник – настоящая беллетристика. Сам Карстен медведя не видел. Просто он описывал всё со слов Кнута.

Дневник Терье оказался самым неожиданным. Он обнаружился в его рюкзаке, между подкладкой и ремнём. К удивлению Кнута, большинство страниц оказались наполовину пустые, но на каждой четвёртой или пятой странице были подробные карандашные зарисовки на тему экспедиции.

В первой части дневника он делал зарисовки палатки, саней, собак и льда. Позднее он сосредоточился в основном на участниках экспедиции. Под конец было несколько зарисовок вертолёта и портрет Кнута. Наконец, портрет Свейна – он заболел и отвернулся лицом к стене. Мадса он изображал много раз, даже когда тот попытался устроить побег из палатки.

Кнут снова закрыл дневник. Почему нет текста? Ни единого слова?

Какой-то звук заставил его обернуться. Во входном отверстии палатки, как в раме, сидел Терье, он вернулся с лыжной прогулки. Он прошмыгнул в палатку, сел и взглянул на Кнута.

– Ты ничего не отрицаешь, как я вижу. Ну что, нашёл что-нибудь интересное в старых подштанниках? А как обстоят дела с грязными носками? И не ври мне, что тебя интересовали только наши дневники…

– Почему ты ничего не писал в дневнике? Ведь там одни только рисунки.

– Конечно, я кое-что писал. В кармане анорака у меня надёжно спрятан другой дневник.

Терье похлопал себя по нагрудному карману.

– Он у меня здесь, понимаешь? Так что лучше бы ты вернул мне то, что забрал.

– Хочешь отнять у меня? Что ж, попробуй.

Снаружи со стороны большого тороса раздались громкий крик и звук сильного удара. Терье круто повернулся и схватился за винтовку. Кнут вышел из палатки и выпрямился. Конусообразный красный свет повис в воздухе над тем местом, где был похоронен Мадс. Магический, почти праздничный. Он парил над серебряно-белым снегом как крошечная рождественская гирлянда. Это Карстен выстрелил из сигнального пистолета.

Белый медведь опять шатался возле лагеря. Там, на льдине, с другой стороны тороса. Он стоял и смотрел по сторонам. Лапы прижаты, голова приподнята, верхняя губа отвисла. «А ведь этот медведь не такой уж и страшный, – предположил Кнут. – Если, конечно, можно догадаться, что чувствует и о чём думает белый медведь».

Карстен услышал медведя раньше, чем увидел его. Он скрёб когтями по льду и тихо пофыркивал. Карстен решил, что лучше подать световой сигнал со вспышкой и дымом над торосами, чтобы предупредить Терье и Кнута. Он ничего не имел против того, чтобы попытаться напугать его залпом сигнальной ракеты.

– Он отпрыгнул на несколько метров назад, – сказал Карстен, словно надеялся попасть в медведя случайно посланным сигналом.

– Отсюда он кажется не слишком агрессивным, – негромко проговорил Кнут. – Но когда он проголодается, он нападёт. Нам нужно попробовать отпугнуть его.

Они встали в один ряд – по другую сторону тороса. Терье и Карстен – с сигнальными ракетами и петардами, а Кнут – слева с винтовкой.

– Нужно целиться в лопатку, это самое надёжное, – сказал он. – Прямо рядом с сердцем. Так проще всего попасть.

– А ты уверен, что знаешь, где у него сердце? – спросил Терье.

Кнут не счёл нужным отвечать, Терье просто испугался и пытался храбриться.

– Мы выстрелим одновременно. И постараемся попасть в место, близкое от него – за метр или за два… Посмотрим, достаточно ли этого, чтобы отогнать его от лагеря.

Они расположились так, как велел Кнут, в нескольких метрах друг от друга и меньше чем в двадцати метрах от медведя.

– Я заметил, что ты называешь его «он», – прошептал Терье. – Ты что, церемонишься с ним? Почему не стреляешь и не убьёшь его сразу?

Когда трое охотников начали приближаться к нему, белый медведь забеспоколился. Он немного отступил назад и опустил голову. Несколько раз фыркнул, понюхал воздух, глядя в их сторону.